Гильгамеш – Энкиду, Сидури – Шамхат

То, что Гильгамеш к тому времени уже потерял часть своей человеческой природы, автор эпоса показывает нам с первых строк описания Сидури в десятой таблице:

Живет она, брагой богов угощая,
Ей дали кувшин, ей дали золотую чашу, -
Покрывалом покрыта, незрима людям.

То есть по всему выходит, что люди Сидури видеть не могут. Мало того: живет она на краю мира, у берегов Океана – мало кто из смертных смог бы проделать путь до её «корчмы» (здесь сразу стоит вспомнить людей-скорпионов, которые, несмотря на человеческую природу Гильгамеша, пропустили его «по дороге Шамаша» к Утнапишти).

Гильгамеш приближается к ее жилищу -
Шкурой одетый, покрытый пылью,
Плоть богов таится в его теле

Здесь, как мне кажется, явно прослеживается параллель облика Гильгамеша со «звериным младенчеством» Энкиду. В первой таблице Энкиду сравнивается по облику с божком Сумуканом, («одеждой одет он, словно Сумукан»), который является покровителем зверей, «царем гор» (уж не стал ли и Гильгамеш царем гор после убийства кедра?) и часто изображается нагим или одетым в шкуры. Про упомянутую выше «плоть богов», думаю, тоже много говорить не придется. Всё указывает на то, что Гильгамеш в своем путешествии переживает жизнь Энкиду до встречи с самим собой! Можно сказать, что смерть Энкиду заставила время для Гильгамеша как бы начаться вновь, с нуля, и он, потеряв прежние опоры, пытается обрести опору новую - в бессмертии, отчасти повторяя и первые шаги своего побратима.

Не будем забывать и о том, что еще в начале дружбы любовно-братскими узами героев связала сама богиня Нинсун, поэтому даже после смерти одного героя они не перестают быть едиными, и судьбы их также переплетены. Так что Сидури здесь – такая же «соблазнительница» для Гильгамеша, какой стала Шамхат для Энкиду. Мало того: здесь мы можем увидеть даже некоторый библейский мотив. Жилищу Сидури предшествует вход Гильгамеша в прекрасный сад, где «каменья плодоносят», и это волей-неволей отсылает нас к Эдему. Нельзя ли также сравнить с Эдемом и те земли, где до встречи с блудницей жил Энкиду?.. Таким образом и Шамхат, и Сидури – как бы прообразы библейской Евы, соблазнившей Адама на прегрешение. Именно женщина послужила началом человеческой жизни для Адама; Энкиду человеком делает связь с Шамхат. Сидури же пытается «соблазнить» Гильгамеша образами из его беспечного прошлого:

Гильгамеш! Куда ты стремишься?

Жизни, что ищешь, не найдешь ты!

Боги, когда создавали человека, -

Смерть они определили человеку,

Жизнь в своих руках удержали.

Ты же, Гильгамеш, насыщай желудок,

Днем и ночью да будешь ты весел,

(Тут опять вспомним человеческую юность Гильгамеша: «днем и ночью он буйствует плотью». Но это раньше, а сейчас…)

Праздник справляй ежедневно,

Днем и ночью играй и пляши ты!

Светлы да будут твои одежды,

Волосы чисты, водой омывайся,

Гляди, как дитя твою руку держит,

Своими объятьями радуй подругу -

Только в этом дело человека!

Можно также предположить, что под «подругой», которую нужно «радовать объятьями», Сидури подразумевает саму себя. Тогда сходство её с Шамхат становится абсолютным.

Гильгамеш отвергает всяческие намёки и предложения Сидури, таким образом проходя еще одну «контрольную точку» на своем пути: в случае Хумбабы он ставит себя выше природы, в случае с Сидури – выше человеческого быта и комфорта (что она, собственно, и олицетворяет). Тут-то и можно выискать незаметный на первый взгляд, но такой важный для эпоса в целом переход от быта к бытию.

Игнорируя Сидури, Гильгамеш вновь становится на ступеньку ближе к обретению божественности; он покидает корчму «приграничной богини», чей образ в эпосе – образ быта и человеческого комфорта, и отправляется на поиски Уршанаби – корабельщика героя потопа, Утнапишти.