Одномерный человек

/. Одномерное общество

«Понятие» — это обозначение мысленной репрезен­тации чего-либо, что понимается, постигается, узнается в результате процесса рефлексии. Это нечто может быть объектом повседневной деятельности или ситу­ацией, обществом, романом. В любом случае, если они постигаются (begriffen; auf ihren Begriff gebracht), они становятся объектами мышления, т.е. их содержание и значение тождественны реальным объектам непосред­ственного опыта, но одновременно и отличны от них. «Тождественны» в той степени, в какой понятие обоз­начает ту же самую вещь; «отличны» в той, в какой понятие является результатом рефлексии, достигшей понимания вещи в контексте (и в свете) других вещей, которые не представлены в непосредственном опыте, но которые «объясняют» вещь (опосредование).

Если понятие никогда не обозначает некую особен­ную конкретную вещь, если ему всегда свойственны абстрактность и обобщенность, то это потому, что поня­тие постигает больше, чем особенную вещь, и даже нечто иное — некие всеобщие условия или отношения, которые существенны для нее, которые определяют ее форму как конкретного объекта переживания. И если понятие чего-либо конкретного является продуктом мы­слительной классификации, организации и абстраги­рования, то эти мыслительные процессы ведут к позна­нию лишь постольку, поскольку они восстанавливают специфическую вещь в ее универсальных условиях и отношениях, трансцендируя тем самым ее непосред­ственную внешнюю данность в направлении ее дей­ствительной сущности.

4. Герметизация универсума дискурса

По той же причине все познавательные понятия имеют транзитивное значение: они идут дальше описа­тельного указания на частные факты. И если речь идет о социальных фактах, то познавательные понятия идут дальше всякого специфического контекста фактов — они достигают процессов и условий, которые служат основой для соответствующего общества и которые пронизывают все частные факты, служа обществу и разрушая его одновременно. В силу их отнесенности к исторической целостности познавательные понятия трансцендируют всякий операциональный контекст, но их трансцендирование эмпирично, так как оно создает возможность познания фактов такими, каковы они в действительности.

«Избыток» значения сверх операционального поня­тия освещает ограниченную и даже обманчивую форму, в которой факты доступны для переживания. Отсюда — напряжение, расхождение, конфликт между понятием и непосредственным фактом, конкретной вещью; между словом, которое указывает на понятие, и словом, ко­торое указывает на вещи. Отсюда — понятие «реаль­ности всеобщего». Также отсюда — некритический, при­способительный характер тех форм мышления, которые трактуют понятия как мыслительные приспособления и переводят всеобщие понятия в термины, связанные с частными, объективными референтами.

И там, где анализ руководствуется этими свернутыми понятиями — будь то анализ индивидуальной или со­циальной, духовной или материальной человеческой реальности,— он приходит к ложной конкретности — конкретности, изолированной от условий, которые кон-

/. Одномерное общество

ституируют ее сущность. В этом контексте операци­ональная трактовка понятий получает политическую функцию, а аналитический подход к индивиду — тера­певтический смысл приспособления к обществу. Мысль и ее выражение, теория и практика должны быть приве­дены в согласие с фактами существования этого ин­дивида так, чтобы не осталось пространства для кон­цептуальной критики этих фактов.

Терапевтический характер операционального поня­тия проявляется наиболее ярко там, где концептуальное мышление методически ставится на службу изучения и совершенствования существующих социальных усло­вий без изменения структуры существующих обще­ственных институтов — в индустриальной социологии, изучении спроса, маркетинге и изучении общественного мнения.

Если данная форма общества мыслится как своего рода идеальный предел (frame of reference) для теории и практики, то такую социологию и психологию не в чем упрекнуть. Действительно, и с точки зрения чело­вечности, и с точки зрения производства хорошие тру­довые отношения между администрацией и профсоюзом предпочтительнее плохих, приятная атмосфера трудо­вых отношений предпочтительнее неприятной, а гар­мония между желаниями потребителей и потребнос­тями бизнеса и политики предпочтительнее, чем кон­фликт между ними.

Однако рациональность общественных наук такого рода предстает в ином свете, если данное общество, по-прежнему оставаясь идеальным мыслительным пре­делом, становится объектом критической теории, наце-

4. Герметизация универсума дискурса

ленной на самую структуру этого общества, которая пронизывает все частные факты и условия и определяет их место и функцию. Тогда очевидным делается их идеологический и политический характер, и выработка адекватных познавательных понятий требует преодо­ления обманчивой конкретности позитивистского эм­пиризма. Ложность терапевтических и операциональных понятий проявляется в том, что они дробят и обособ­ляют факты, встраивая их в репрессивное целое, и принимают пределы этого целого как категории анализа. Таким образом, методический перевод всеобщих по­нятий в операциональные оборачивается репрессивным сворачиванием мышления¹.

Возьмем в качестве примера «классику» индустри­альной социологии: изучение трудовых отношений на заводах Готорна Вестерн элекрик компани². Это далеко

¹ В теории функционализма терапевтический и идеологический харак­
тер анализа не очевиден, ибо он затемняется абстрактной всеобщностью
понятий («система», «часть», «единство», «момент», «множественные
последствия», «функция»). Они в принципе приложимы к любой системе,
которую избирает социолог в качестве объекта своего анализа — от
наименьших групп до общества как такового. Функциональный анализ
ограничен рамками избранной системы, которая сама не становится
предметом критического анализа, трансцендирующего границы системы
в стремлении достигнуть исторического континуума, ибо только в по­
следнем его функции и дисфункции предстают в истинном свете. Лож­
ность функциональной теории, таким образом,— результат неуместной
абстрактности. Всеобщность ее понятий достигается при отвлечении от
самих качеств, превращающих систему в историческое целое и сообща­
ющих ее функциям и дисфункциям критически-трансцендирующее зна­
чение.

² Цитаты по: Roethlisberger and Dickson, Management and the Worker.
(Cambridge: Harvard University Press, 1947). См. также блестящее обсуж­
дение в Loren Baritz, The Servants of Power. A History of the Use of Social
Science in American Industry. (Middletown, Wesleyan University Press,
1960), chapters 5 and 6.

I. Одномерное общество

не новое исследование, которое было предпринято около четверти века назад, и с того времени методы стали значительно более точными. Но, по моему мнению, их сущность и функция не изменились. Более того, описан­ный выше способ мышления с тех пор не только рас­пространился на другие отрасли общественной науки и на философию, но также успел принять участие в формировании человеческих субъектов, которые явля­ются предметом его интереса. Операциональные поня­тия находят свое завершение в методах усовершенство­ванного социального контроля: они становятся частью социального менеджмента, Департамента человеческих отношений. Действительно ли эти слова из книги «Труд глазами труда» принадлежат рабочему автомобильного завода:

Администрация не могла остановить нас на линии пике­тирования; они не могли остановить нас тактикой прямого применения силы и поэтому перешли к изучению «человеческих отношений» в экономике, общественной и политической сферах для того, чтобы найти способы остановить профсоюзы.

Изучая жалобы рабочих на условия труда и зара­ботную плату, исследователи натолкнулись на тот факт, что большинство этих жалоб были сформулированы в высказываниях, содержащих «неясные, неопределенные термины», которым недостает «объективной соотнесен­ности» с «общепринятыми стандартами», и обладающих характеристиками, «существенно отличающимися от ка­честв, обычно связываемых с обыденными фактами»¹. Иными словами, жалобы были сформулированы в таких общих высказываниях, как: «туалетные комнаты иахо-

¹ Roethlisberger and Diclcson. hoc. cit, p. 255 f.

4. Герметизация универсума дискурса

дятся в антисанитарном состоянии», «работа опасна», «расценки труда слишком низкие».

Руководствуясь принципом операционального мыш­ления, исследователи предприняли попытку перевести или переформулировать эти высказывания таким обра­зом, чтобы их неясная обобщенность свелась к частным референтам, терминам, обозначающим частную ситу­ацию, которая послужила толчком к жалобе, и, таким образом, точно изображающим «условия труда в ком­пании». Обобщенная форма растворилась в суждениях, определяющих частные операции и условия, из которых возникла жалоба, и реакцией на жалобу стало изме­нение этих частных операций и условий.

К примеру, высказывание «туалетные комнаты на­ходятся в антисанитарном состоянии» приняло форму «при таких и таких обстоятельствах я пошел в эту туалетную комнату и обнаружил грязный таз». Было выяснено, что этот факт «был, главным образом, след­ствием небрежности некоторых руководящих лиц», что положило начало кампании по борьбе с разбрасыванием бумаг, плеванием на пол и т.п., а к туалетным комнатам был приставлен постоянный обслуживающий персонал. «Именно таким образом было переформулировано боль­шинство жалоб с целью внести усовершенствования»¹.

Другой пример: рабочий Б высказал общее замечание о том, что сдельные расценки его труда слишком низкие. Опрос обнаружил, что «его жена находится в больнице и что он обеспокоен медицинскими счетами. В этом случае скрытое содержание жалобы состоит в том, что заработок Б в настоящее время вследствие заболевания

1 Ibid., р. 256.

/. Одномерное общество

его жены недостаточен для того, чтобы оплатить его текущие финансовые обязательства»¹.

Такой перевод существенно изменяет значение дей­ствительного суждения. В необработанной формули­ровке высказывание представляет общее условие в его обобщенности («заработная плата слишком низкая»). Оно выходит за пределы частных условий труда на конкретной фабрике и частной ситуации некоего рабо­чего. Только в обобщенном виде это высказывание выражает решительное осуждение, которое берет час­тный случай как проявление общего положения дел и дает понять, что последнее нельзя изменить улучше­нием первого.

Таким образом, необработанное высказывание уста­навливает конкретную связь между частным случаем и целым, которое в нем проявляется,— а это целое включает в себя условия, выходящие за пределы соот­ветствующего рабочего места, соответствующего завода и соответствующей индивидуальной ситуации. В пере­воде же это целое отбрасывается, и эта операция делает возможным лечение. Вполне вероятно, что рабочий не осознает этого, его жалоба для него имеет как раз то частное и индивидуальное значение, которое перевод представляет как ее «скрытое содержание». Но вопреки его сознанию используемый им язык утверждает объ­ективную значимость жалобы — он выражает действи­тельные условия, хотя их действительность скрыта от него. Конкретность частного случая, достигаемая пере­водом,— результат серии отвлечений от его действи-

¹ Ibid., р. 267.

4. Герметизация универсума дискурса

тельной конкретности, которая состоит во всеобщем характере случая.

Перевод соотносит обобщенное высказывание с ин­дивидуальным опытом рабочего, но останавливается там, где конкретный рабочий начинает ощущать себя «рабочим», а его труд начинает представительствовать как «труд» рабочего класса. Нужно ли говорить о том, что в своих переводах операциональный исследователь просто следует за действительным процессом, а, воз­можно, и за собственными переводами рабочего? Ведь не он виноват в искаженной форме опыта, и функция его состоит не в том, чтобы мыслить в терминах кри­тической теории, но в 'том, чтобы научить тех, кто осуществляет контроль, «более человечным методам обращения с их рабочими»¹ (только термин «чело­вечные» кажется неоперациональным и требующим ана­лиза).

Однако с распространением управленческого способа мышления и исследования на другие измерения интел­лектуальной деятельности услуги, им оказываемые, ста­новятся все в большей степени нераздельно связанными с их научной значимостью. В этом контексте функ-ционализация имеет реальный терапевтический эффект. Поскольку личное недовольство изолируется от всеоб­щего неблагополучия, поскольку всеобщие понятия, пре­пятствующие функционализации, рассеиваются на час­тные референты, частный случай представляется легко устранимым и излечимым выпадением из общего пра­вила.

1 hoc. tit, p. VIII.

/. Одномерное общество

Разумеется, связь со всеобщим здесь не исчезает,— ни один способ мышления не может обойтись без универсалий,— однако всеобщее здесь совершенно ино­го рода, чем то, которое подразумевается в необрабо­танном высказывании. Если позаботиться о медицин­ских счетах рабочего Б, он признает, что в общем-то заработная плата не слишком низкая и что она обо­рачивается нуждой только в его индивидуальной ситу­ации (которая может иметь общие черты с другими индивидуальными ситуациями). Его случай подводится под другой род — случаи индивидуальной нужды. Он рассматривается уже не как «рабочий» или «нанима­тель» (член класса), но рабочий или наниматель Б с завода Готорна Вестерн электрик компани.

Авторы работы «Менеджмент и рабочий» хорошо сознавали этот неявный смысл. Они говорят о том, что одна из фундаментальных функций, которые необхо­димо выполнить в индустриальной организации — это «специфическая функция работы персонала», и эта функ­ция требует при рассмотрении отношений между на­нимаемым и нанимателем «думать о том, что про­исходит в сознании конкретного нанимателя в терминах рабочего с его конкретной индивидуальной историей» или «в терминах нанимателя с конкретной работой в определенном месте фабрики, в силу которой он связан с конкретными людьми или группами людей...» И на­оборот, авторы отвергают как несовместимый со «спе­цифической функцией персонала» подход, обращенный к «усредненному» или «типичному» нанимателю или к тому, что «происходит в сознании рабочего вообще»¹.

¹ Loc. at, p. 591.

4. Герметизация универсума дискурса

Мы можем в качестве подведения итога сопоставить исходные высказывания с их переводом в функциональ­ную форму. Возьмем эти высказывания в обеих формах, принимая их в целом и оставляя в стороне проблему их верификации.

1) «Заработная плата слишком низкая». Субъект дан­ного суждения — «заработная плата», а не конкретная оплата труда конкретного рабочего на конкретном рабо­чем месте. Человек, который совершает это высказы­вание, возможно, думает только о своем индивидуаль­ном случае, но благодаря форме своего высказывания он трансцендирует свой индивидуальный опыт. Пре­дикат «слишком низкая» — это относительное при­лагательное, требующее референта, который в предло­жении отсутствует,— слишком низкая для кого или для чего? Этим референтом может быть опять-таки индивид, которому принадлежит высказывание, или его товарищи по работе, но обобщающее существительное (заработная плата) несет в себе целую мысль, выра­женную в суждении, и придает остальным элементам суждения тот же обобщенный характер. Референт оста­ется неопределенным; «слишком низкая вообще» или «слишком низкая для каждого, кто, подобно говоряще­му, получает заработную плату». Суждение абстрактно и относится к общим условиям, превосходящим част­ный случай; его значение «транзитивно» по отношению к любому индивидуальному случаю. Суждение дей­ствительно требует «перевода» в более конкретный кон­текст, но такой, в котором всеобщие понятия не могут быть определены никаким «частным» набором опера­ций (вроде индивидуальной истории рабочего Б и его

I. Одномерное общество

конкретной функции на заводе В). Понятие «заработной платы»- относится к группе «получающих зарплату», собирающей все индивидуальные истории и конкретные функции в одно конкретное целое.

2) «Заработок Б в настоящее время, вследствие за­болевания его жены, недостаточен для того, чтобы опла­тить его текущие финансовые обязательства». Заметьте, что в этом переводе суждения (1) произошло смещение субъекта. Общее понятие «заработная плата» заменил «заработок Б в настоящее время», значение которого полностью определено конкретным набором операций, которые должен выполнить Б для того, чтобы оплатить пищу, одежду, жилье, медицинское обслуживание и т.д. для своей семьи. «Транзитивность» значения утрачена; объединяющий смысл «получающих зарплату» исчез вместе с субъектом «заработная плата», и остался лишь частный случай, который, лишившись транзитивного значения, становится податливым для лечения в со­ответствии со стандартами, принятыми в данной ком­пании.

Но, может быть, здесь какое-то недоразумение? Ни­чего подобного. Перевод понятий и суждения как целого обоснован обществом, к которому обращается иссле­дователь. Терапия действует, потому что. завод или правление может позволить себе взять на себя, по крайней мере, значительную часть расходов, поскольку и они, и пациент заинтересованы в ее успехе. Неясные, неопределенные, общие понятия, присутствовавшие в непереведенной жалобе — безусловно, своего рода остат­ки прошлого; их настойчивое появление в речи и в мышлении, конечно, представляло собой (хотя и не-

4. Герметизация универсума дискурса

большое, но все же) препятствие для понимания и сотрудничества. И поскольку операциональная социоло­гия и психология внесли свой вклад в смягчение бесче­ловечных условий, они являются частью прогресса как интеллектуального, так и материального. Но они же являются свидетельством амбивалентности рациональ­ности прогресса, которая обеспечивает удовлетворение потребностей с помощью репрессивной власти и которая репрессивна даже в доставляемом ею удовлетворении.

Устранение транзитивного значения остается чертой эмпирической социологии. Это характерно даже для множества тех исследований, которые не стремятся вы­полнять терапевтическую функцию в чьих-либо инте­ресах. В результате: поскольку «нереалистический» из­быток значения отсеивается, исследование замыкается внутри обширных границ, где приоритет в вопросе о значимости или незначимости суждений решается об­ществом. В силу самой своей методологии такой эм­пиризм идеологичен. Для того, чтобы проиллюстриро­вать его идеологический характер, обратимся к одному из исследований о политической деятельности в США.

В своей работе «Давление конкуренции и демок­ратическое согласие» Моррис Яновиц и Дуайн Марвик хотят «рассмотреть, насколько выборы являются эф­фективным выражением демократического процесса». Суждение по этому вопросу предполагает оценку про­цесса выборов «в терминах требований утверждения демократического общества», что в свою очередь тре­бует определения понятия «демократический». Авторы предлагают выбор из двух альтернативных определе-

I. Одномерное общество

ний — «мандатной» и «конкурентной» теорий демо­кратии:

«Мандатные» теории, берущие свое начало в классических концепциях демократии, постулируют, что процесс представи­тельства задается набором ясных и отчетливых директив, пред­писанных избирателями своим представителям. А выборы — это лишь удобная процедура и метод, обеспечивающий следо­вание представителей директивам избирателей.¹

Теперь этот «предрассудок» был «с самого начала отвергнут как нереалистический, так как он предполагал такой уровень выражения мнений и идеологии по во­просам кампании, какой вряд ли возможен в Соединен­ных Штатах». Это довольно откровенное высказывание несколько смягчено утешительным сомнением в сущес­твовании «такого уровня выражения мнений в каком-либо избирательном округе со времени развития права участвовать в голосовании в девятнадцатом столетии». В любом случае, вместо отвергнутого предрассудка ав­торы принимают «конкурентную» теорию демократии, согласно которой демократические выборы представля­ют собой процесс «отбора и отсеивания кандидатов», «соревнующихся за общественную должность». Для то­го, чтобы быть действительно операциональным, это определение нуждается в «критериях», с помощью ко­торых следует оценивать характер политического со­ревнования. Но когда политическое соревнование при­водит к «процессу соглашения», а когда — к «процессу манипулирования»? Авторы предлагают набор из трех критериев:

¹ Н. Eulau, S. J. Eldersveld, М. Janowitz (edts), Political Behavior (Glencoe Free Press, 1956), p. 275.

4. Герметизация универсума дискурса

(1) демократические выборы требуют соревнования между соперничающими кандидатами, которое пронизывает весь из­бирательный округ. Власть последнего проистекает из его спо­собности выбирать из, по крайней мере, двух конкурирующих кандидатов, каждый из которых, по общему мнению, обладает шансами на победу.

(2) демократические выборы требуют от обеих [I] партий включения в борьбу за создание блоков голосования, за привле­чение независимых голосующих, а также приверженцев противо­положной партии.

(3) демократические выборы требуют от обеих [I] партий приложить все усилия для победы на выборах; но, независимо от победы или поражения, обе партии должны также стремиться к улучшению своих шансов на следующих и последующих выборах...¹

Я думаю, что эти определения довольно точно описы­вают положение дел на выборах в США 1952 г., взятых в качестве предмета анализа. Иными словами, кри­териями для оценки данного положения вещей взя­ты критерии, предлагаемые (или, поскольку их источ­ник — отлаженная и упрочившаяся социальная систе­ма, налагаемые) данным же положением вещей. Анализ «замыкается», ограничивается контекстом фактов, ис­ключающим оценку контекста, который формирует фак­ты и определяет их значение, функцию и развитие.

Заключенное в эти рамки исследование замыкается на себе и, таким образом, само служит себе основанием. Если «демократическое» определяется с помощью огра­ничивающих, но реалистических терминов действи­тельного процесса выборов, то этот процесс полагается

1 1Ш., р. 276.

I. Одномерное общество

демократическим независимо от результатов исследо­вания. Разумеется, операциональные рамки позволяют (и даже требуют) различения между соглашением и манипулированием, в соответствии с установленной сте­пенью которых выборы считаются более или менее демократичными. Авторы приходят к заключению, что для выборов 1952 г. «процесс подлинного согласия был характерен в большей степени, чем можно было судить исходя из впечатления»¹ — хотя было бы «серьезной ошибкой» недооценивать «препятствия» к согласию и отрицать «наличие манипулятивного давления»². Дви­нуться дальше этого туманного высказывания операци­ональный анализ не в состоянии. Иными словами, он не может поставить имеющий решающее значение во­прос о том, не является ли само согласие результатом манипулирования,— вопрос, для которого действитель­ное положение дел предоставляет более чем достаточно оснований. Анализ не может поставить такого вопроса, потому что это означало бы выход за пределы терминов анализа и движение в направлении транзитивного зна­чения — в направлении такого понятия демократии, в свете которого демократические выборы предстали бы как демократический процесс с существенными огра­ничениями.

Именно такое неоперациональное понятие отверга­ется авторами как «нереалистичное», потому что оно, настаивая на слишком высоком уровне выражения мне­ния, определяет демократию как четко отработанный контроль избирателей над представительством — кон-

1 Ibid., р. 284.

2 Ibid., р. 285.

4. Герметизация универсума дискурса

троль народа как независимость народа. Это неопера­циональное понятие ни в коей мере не является привне­сенным извне плодом воображения или спекуляции, но скорее определяет историческое предназначение де­мократии, условия, ради которых происходила борьба за демократию и которые еще должны быть созданы.

Более того, это понятие безупречно в отношении своей семантической точности, ибо оно означает именно то, что говорит,— т.е. то, что именно электорат предпи­сывает директивы своим представителям, а не послед­ние предписывают свои директивы избирателям, кото­рые после этого избирают и переизбирают своих пред­ставителей. Автономным, свободным (поскольку они свободны от внушающей обработки и манипулирова­ния) избирателям действительно был бы свойствен вы­сокий «уровень выражения мнения и идеологии», ко­торого вряд ли можно ожидать. Поэтому-то и прихо­дится отвергнуть это понятие как «нереалистичное» — приходится в том случае, если фактический уровень выражения мнения и идеологии принимается как пред­писывающий значимые критерии для социологического анализа. И если внушение и манипулирование достигли той стадии, на которой существующий уровень выраже­ния мнения стал уровнем лжи, на котором действитель­ное положение дел отказываются признавать как тако­вое, то анализ, который вынужден методически отбрасы­вать транзитивные понятия, начинает служить ложному сознанию. Идеологична сама его эмпиричность.

Авторы хорошо понимают эту проблему. «Идеоло­гическая строгость» имеет важное значение для оценки

I. Одномерное общество

степени демократического согласия. Вот как! Но со­гласия с чем? Разумеется, с политическими кандидатами и их политикой. Однако этого недостаточно, ибо тогда и согласие с фашистским режимом (а не будет преу­величением говорить об искреннем согласии с таким режимом) можно объявить демократическим процессом. Следовательно, в оценке нуждается само согласие — в оценке его содержания, его целей, его «ценностей»,— а такой шаг, надо думать, ведет к транзитивности зна­чения. Однако этого «ненаучного» шага легко избежать, если оценивать надлежит идеологическую ориентацию двух существующих и «эффективно» конкурирующих партий плюс «амбивалентно-нейтрализованную» ори­ентацию избирателей¹.

Таблица результатов опроса в отношении идеоло­гической ориентации показывает три степени привер­женности идеологиям республиканской и демократичес­кой партий и «амбивалентно-нейтрализованным» мне­ниям². Вопрос о существующих партиях как таковых, их политике, их махинациях не ставится, как не за­трагивается и действительное различие в их отношении к первостепенным проблемам (атомной политике и то­тальной готовности к войне), к вопросам, существен­ным, по нашему мнению, для оценки демократического процесса, если только анализ не оперирует понятием демократии, которое просто суммирует черты «утвер­дившейся формы» демократии. Нельзя сказать, что та­кое понятие совершенно неадекватно теме исследова­ния. Оно достаточно отчетливо указывает те качества,

¹ Ibid., р. 280.

2 Ibid., р. 138 ff.

4. Герметизация универсума дискурса

которые в современный период свойственны демокра­тическим и недемократическим системам (к примеру, реальное соревнование между кандидатами, представ­ляющими разные партии; свобода избирателей выбирать из этих двух кандидатов), но эта адекватность недо­статочна, если задача теоретического анализа выходит за пределы описания. Если задача состоит в том, чтобы «понять», «распознать» факты такими, каковы они на самом деле, каково их «значение» для тех, кому они даны как факты и кто вынужден жить среди них. В социальной теории распознавание фактов означает их критику.

Однако операциональные понятия не удовлетвори­тельны даже для задачи описания фактов. Им доступны лишь некоторые стороны и сегменты фактов, которые, будучи принимаемыми за целое, лишают описание его объективного, эмпирического характера. Возьмем в ка­честве примера понятие «политической деятельности» в исследовании Джулиана Л. Вудварда и Элмо Ропера «Политическая деятельность американских граждан»¹. Авторы представляют «операциональное определение термина «политическая деятельность», который консти­туируют «пять способов поведения»:

(1) голосование на избирательных участках;

(2) поддержка возможных групп давления...

(3) личное и прямое общение с законодателями;

(4) участие в деятельности политической партии...

(5) вовлеченность в постоянное распространение по­литических мнений посредством повседневного обще­ния...

-------------------------------- i

1 Ibid., р. 133.

/. Одномерное общество

Без сомнения, это своего рода «каналы возможного влияния на законодателей и официальных лиц госу­дарственной администрации», но можно ли путем их измерения действительно получить «метод отделения людей относительно активных в отношении проблем государственной политики от относительно неактив­ных»? Включены ли сюда такие важнейшие виды де­ятельности, «касающиеся проблем государственной по­литики», как технические и экономические контакты между корпоративным бизнесом и правительством, а также между самими корпорациями? Включены ли сюда формулирование и распространение «неполитических» мнений, информации, форм развлечения с помощью крупных средств массовой коммуникации? Принят ли во внимание весьма неравный политический вес раз­личных организаций, которые занимаются обществен­ными вопросами?

Если ответ отрицательный (а я полагаю, что это так), то описание и рассмотрение фактов политической деятельности неадекватны. Множество фактов — и я думаю, фактов, имеющих решающее, конститутивное значение,— остаются за пределами досягаемости опе­рационального понятия. И в силу этой ограниченно­сти — этого методологического запрета на транзитив­ные понятия, которые могут показать факты в их истин­ном свете и дать им их истинное имя — описательный анализ фактов препятствует схватыванию фактов и ста­новится элементом идеологии, их охраняющей. Про­возглашая существующую социальную действитель­ность как свою Собственную норму, эта социология укрепляет в индивидах веру в действительность, жер-

4. Герметизация универсума дискурса

твами которой они стали, но это «вера от безверия»: «От идеологии не остается ничего, кроме признания того, что составляет модель некоторого поведения, скло­няющегося перед подавляющей властью существующего положения дел»¹. Но этому идеологическому эмпи­ризму противостоит простое противоречие, настаива­ющее на своих правах: «...то, что существует, не может быть истинным»².

¹ Theodor W. Adorno, 4tIdeo\Qgie*//Ideohgie (Nuewied, Luchterhand,
1961), S. 262 w.

² Ernst Bloch, Philosophische Grundjragen I (Frankfurt, Suhrkamp, 1961),
S. 65.