Сущность и типология информационно-коммуникационных политических полей

В политической сфере всегда функ­ционирует множество различных сообщений, посланий, новостей и

других типов информационных сигналов, которыми обменивают­ся различные институты власти и лобби, рядовые граждане и их ассоциации, партии и избирательные объединения, а также иные акторы. Большинство этих информационных потоков имеет целе­направленный характер. Однако существует и весьма хаотичное сочетание сигналов и сообщений, в силу того что не вся инфор­мация доходит до потребителя или воспринимается им в адекват­ной форме, а также из-за того, что она претерпевает разнообраз­ные изменения, вызванные теми или иными информационными барьерами, динамикой интересов и другими факторами. Вот эта совокупность исходящих от акторов разнообразных потоков сооб­щений в сфере публичной власти и области принятия государствен­ных решений и представляет собой информационное политическое пространство.

Понятие «пространство» было заимствовано социальными, в том числе и политическими, науками из физики, где оно обозначало возможность сосуществования различного рода яв­лений и факторов. В настоящее время в него вкладывается ряд более тонких смыслов. Например, в рамках кибернетического подхода оно рассматривается как некая гипертекстовая струк­тура, совокупность баз данных, сетей, технологий. Примени­тельно к социальной сфере это понятие обозначает среду (а следовательно, и соответствующие возможности и ограни-

чения) распространения информации в обществе, ее способ­ность к обращению в реальном времени вне зависимости от статусов, ресурсов и целей акторов.

Совокупности сообщений, исходящих из различных источников или складывающихся на пересечении сообщений, инициирован­ных коммуникаторами, можно обозначить как инфопотоки (ин­формационные трафики). Целенаправленные обмены сообщениями по поводу тех или иных целей (идей, оценок, мнений, идеоло­гий) именуются политическими дискурсами. Современным обще­ствам присущи такие способы организации дискурсов, как пропаган­да, агитация, политическая рекламистика, политический пиар и не­которые другие. Для каждого из них характерны собственные методы, способы, технологии, процедуры завоевания информа­ционного пространства, опережения конкурента, а также дости­жения целей участниками информационных обменов.

Предоставляя возможность для самых разнообразных обменов сообщениями, информационно-политическое пространство вклю­чает в себя наряду с единичными информационными контактами и информационные потоки, отличающиеся друг от друга по плот­ности, интенсивности, а главное — степени устойчивости по от­ношению к иным инфотрафикам. Иными словами, какие-то фор­мы общения в сфере политики могут распадаться довольно быст­ро, а другие, сохраняться более длительный период. Например, электоральные информационные потоки прекращают свое суще­ствование вместе с окончанием выборов. Такая же судьба уготова­на и информационным процессам при разрешении какого-то кон­кретного политического конфликта. Те же информационные об­мены, которые сопровождают процесс принятия государственных решений, как правило, осуществляются непрерывно.

Однако обслуживая политические контакты конкретных акто­ров, взаимодействующих между собой по тому или иному поводу, информационные потоки неизбежно обретают некую упорядочен­ность и в конечном счете способствуют поддержанию относитель­но устойчивых целенаправленных коммуникаций. Вызванные к жизни действиями определенных коммуникаторов и реципиентов, харак­терными для них каналами связи, а также обладающие содержатель­ными отличиями, эти формы общения порождают качественно иное состояние информационно-коммуникационных процессов, кото­рые можно определить как информационно-коммуникационные поля.

В целом эти информационно-коммуникационные поля пред­ставляют собой обобщенную характеристику внешней по отноше-

нию к человеку информационной среды, связанной с выполнени­ем им определенных политических функций (избирателя, консуль­танта в процессе принятия политических решений, гражданина и т.д.). Действуя совместно с устремлениями человека политиче­ского, но одновременно и помимо человека, данное поле предоп­ределяет характер его общения, типичные формы контактов (иногда даже его информационную изоляцию), тем самым как бы обу­страивая его информационную нишу. Наличие такого рода полей в информационном окружении человека демонстрирует его реаль­ные возможности для вступления в контакт со своими партнера­ми, накопления и передачи информации, усвоения ролевых све­дений. Тем самым инфополя фиксируют различия между инфор­мационными позициями и потребностями человека в получении или переработке необходимых для выполнения им той или иной политической роли сведений. Они показывают, получает ли чело­век то, что ему требуется для выполнения роли, насколько это соответствует его потребностям в информации, поощряет ли его информационная среда к контактам для реализации своих целей или препятствует этому.

Инфополе определяет, какое место личность занимает по отно­шению к центру власти, демонстрирует информационную мобиль­ность человека, его способность к установлению коммуникаций, а также их качество. Именно информационное поле позиционирует человека в пространстве политики, развивает или ограничивает коммуникационные возможности индивида, форматирует их и со­здает предпосылки для управления его общением. Поскольку че­ловек одновременно вовлечен в разнообразные информационные поля и способен налаживать коммуникации с разными партнера­ми, можно говорить об иерархии такого рода полей.

Так, инфополя, связанные с выполнением человеком профес­сиональных обязанностей (в частности, функциями лидера), для него более приоритетны, нежели те, что опосредуют реализацию им отдельных политических прав (например, избирательных).

Помимо функциональных характеристик информационные поля обладают и историческими особенностями, отражая типичные для того или иного времени приемы и способы коммуникации инсти­тутов и различных социальных аудиторий. Специфические инфо­поля характерны для отдельных государств и даже политических эпох.

3 - 4386

В различные исторические эпохи в мире политики складываются осо­бые информационные пространства. Каждое из них обладает собствен­ными источниками и механизмами развития, скоростью передачи и

качеством распространяемой информации, а также соответствую­щим техническим оснащением каналов передачи сообщений и другими характеристиками. Причем отдельные его компоненты могут функционировать в рамках иных по характеру информаци­онных полей и быть вплетены в более современные формы обще­ния и передачи информации, представляя собой некие перифери­ческие черты современных им политических сообществ.

В результате крупных преобразований в области формирования и распространения информации происходит эволюция политиче­ской инфосферы — она приобретает новые исторические формы. Самыми показательными примерами таких изменений являются так называемые информационные революции: возникновение вна­чале знаково-языковых, а затем письменных форм общения, изоб­ретение книгопечатания, а впоследствии появление технических, а через определенное время и электронных средств передачи сооб­щений. Все эти новшества предопределяли начало качественно нового этапа социального и политического общения. Но если изоб­ретение языка и письменности не повлияло на политические ком­муникации, поскольку данная сфера власти возникла в более по­здний исторический период, то появление книгопечатания, а за­тем технических и электронных (в том числе новых, виртуальных) форм передачи сообщений существенно видоизменило политиче­скую сферу. Изобретение телеграфа, телефона, радио и особен­но телевидения показало, как радикально меняются возможно­сти не только усиления координации коллективных действий, но и трансформирования самого процесса принятия государ­ственных решений, управления обществом. Следует согласить­ся с теми, кто полагает, что интенсивность развития как госу­дарства, так и гражданского общества сегодня непосредственно зависит «от плотности и открытости коммуникаций», меняющихся в результате трансформации способов доставки и распростране­ния информации¹.

В традиционном обществе политическая власть осуществлялась без поддержки крупных социальных аудиторий, поэтому ресурсы И статусы перераспределялись посредством внутриэлитарного про­текционизма, индивидуального и кланового влияния. Неструктури­рованность интересов населения и отсутствие у него механизмов их презентации (т.е. у людей не было явно выраженных потребностей в информационных контактах с «верхами») свидетельствуют, что наиболее существенным признаком формирования инфопростран-ства здесь была концентрация информационных взаимодействий В сфере принятия решений, что, по сути, выключало общество из коммуникации с правящим классом.

Иными словами, в информационном пространстве политики традиционного общества для власти значимо было лишь то поле, Которое формировалось в очень ограниченном, верхнем уровне социума, а базовые коммуникации в политическом пространстве складывались без участия социальных аудиторий, чьи информа­ционные контакты не обладали каким-либо властным значением. Понятно, что в таком информационном поле отсутствовала и обратная связь, а следовательно, господствовали однонаправлен-| ные способы информирования общества. Общество, лишенное воз-; можностей участия в управлении, не могло формировать и соб-< ственные информационные продукты. Точнее, эти продукты — ! сказания, анекдоты, притчи и другие аналогичные формы обме-■ на сообщениями — предназначались лишь для внутреннего пользо­вания и не претендовали на общение с властью.

В информационном пространстве традиционного общества доминировали изустные формы связи и передачи сообщений, меж­личностного общения. Этот тип информационных отношений цивилизационно оформился вначале в дописьменной, а затем в Письменно-печатной культуре, которая стала преобладать над уст-} но-эмоциональными формами общения. Она поддерживала кол-I лективные формы жизни и раннегосударственные формы органи­зации власти, а затем более развитые способы правления. Этим формам информационных обменов соответствовала и техническая Оснащенность каналов передачи сообщений, обеспечивавшая изу­стные формы трансляции информации.

Таким образом, информационное пространство традиционного социума распадалось на два довольно автономных информацион­ных поля: власти и общества. Коммуникации между ними возни­кали лишь спорадически и были ограничены политическими и культурными факторами.

Информационно- В индустриальном (капиталистиче-

коммуникационное ском, буржуазном) обществе ин-

пространство ,

индустриального формационное пространство суще-

общества ственно меняется. В эту историче-

скую эпоху организация власти и

способы поддержания политических контактов правящего слоя и населения приобретают иные социальные очертания.

Так, по мере включения третьего сословия в политику и фор­мирования соответствующих механизмов представительства его гражданских интересов в обществе возникают предпосылки для иного типа общения верхов и низов. Развитие избирательных, партийных и иных политических структур, выполнявших посред­нические функции в отношениях власти и общества, постепенно обеспечило устойчивую информационную связь между народом и властью, их постоянное общение. Другими словами, появление разнообразных институтов представительства и эволюция государ­ства как института власти способствовали возникновению двусто­ронних информационных контактов элитарных и неэлитарных сло­ев, прочных политических коммуникаций между этими контра­гентами. Плюрализация интересов граждан и усложнение контактов государства с партиями, ассоциациями гражданского общества привели к сегментации информационного пространства, интен­сивному формированию различных инфополей, диверсифициро­вавших власть коммуникаций.

Информация о взаимных позициях различных групп населения по отношению к власти или о ее отношении к тем или иным кор­пусам граждан стала важным политическим ресурсом. Точнее, она обрела статус частичного ресурса, поскольку выступала не в каче­стве самостоятельного источника власти, а как способ отображе­ния тех или иных интересов, потребностей, позиций, суждений и оценок. Именно интересы были важнейшим источником и осно­ванием формирующихся политических порядков, а вместе с тем обусловливали появление разнообразных участников информаци­онного пространства.

Если в начале этого периода государство доминировало в ин­формационной среде, а среди его контрагентов в информацион­ном пространстве не было равенства, то постепенное наращива­ние политических ресурсов различными группами и корпорация­ми выровняло их информационные возможности. Правда, на поздних этапах развития этого типа общества снова возникли не­равновесные, асимметричные информационные связи и отноше­ния, вызванные концентрацией этого ресурса у наиболее продви­нутых в политическом отношении структур.

Дальнейшая сегментация политического рынка привела к тому, что законы бизнеса предопределили в основном рациональный характер организации политического дискурса. В информационном поле наряду с традиционными пропагандистскими методиками впервые возникли маркетинговые способы организации полити­ческих коммуникаций в виде пиара, информационного лоббизма, политической рекламы и других имиджевых технологий.

По мере становления индустриального общества идеологиче­ская борьба, положившая начало развитию политического дискур­са, постепенно утратила идейно непримиримый, конфликтный ха­рактер, и информационное поле постепенно стало развиваться на основе ценностей либерально-консервативного консенсуса с его нормами толерантности, гражданской ответственности индивидов и государства. Эти базовые ценности выполняли роль метакодов для элитарных и неэлитарных кругов, облегчавших общение и уси­ливавших целостность и политического, и информационного поля. Одновременно эти процессы положили начало и интенсивному межкультурному и межгосударственному сотрудничеству.

В рассматриваемую историческую эпоху население получило возможность производить информационные продукты, в частно­сти, в виде общественного мнения, которое стало принципиально важным для системы организации власти и развития информаци­онного поля.

Существенно изменились методы и техническая оснащенность информационных процессов: возникли не только печатные средства передачи информации, но и машинные способы ее тиражирования. Индустриальное общество сформировало информационную индуст­рию. Постепенно к информационному плюрализму добавился аудио­визуальный: появились радио и телевидение. Однако эти техниче­ские структуры не устранили существенных ограничений в рас­пространении и объеме получаемой гражданами информации, а следовательно, и в поддержании политических контактов (ввиду высокой стоимости информации, несовершенства каналов пере­дачи сообщений и т.д.).

В целом можно сказать, что в индустриальном обществе воз­никла высокая сегментация информационного пространства и по­явилось множество полей, насыщенных ролевыми коммуникаци­ями. Эти поля перешагнули через государственные границы и ста­ли образовывать единые транснациональные информационные поля и потоки.

Информационно- Находящееся в стадии становления

прГтрТн^твПпериод постиндустриальное общество по-

перехода к постинду- родило ряд тенденций в сфере ин-

стриальному обществу формации, которые уже сейчас,

изменяя способы и технологии по­литической коммуникации, качественно трансформируют инфор­мационное поле. Так, если для индустриального общества харак­терны разнообразные способы организации информационных по­лей, потоков и политических дискурсов, то новый этап развития человечества отличается, прежде всего, преобразованиями качествен­ного характера в содержании информационных потоков и приобре­тении информацией статуса нового в политической жизни.

Самым революционным изменением следует признать возник­шую в 70-х годах XX столетия форму цифровой передачи инфор­мации. С появлением компьютеров предельно расширился диапа­зон трансляции информации, снизилась ее стоимость и исчезли многие барьеры на пути передачи и получения сообщений в ин­формационно-коммуникационном пространстве.

Как подчеркивали американские ученые Дж. Абрамсон, К. Ар-терон и Г. Офрен, эти технотелемедиумы прежде всего представле­ны кабельным ТВ, компьютером, спутниковыми и стекловоло-конными системами, обеспечивающими видеомобильную связь и позволяющими проводить ТВ-конференции и другие передачи, а также уничтожившими влияние факторов места и времени на прием сигналов. Именно они разрывают границы прежнего объема ин­формации и политического вещания. Именно они позволяют лю­дям обмениваться информацией и увеличивают возможности ин­терактивных связей, несмотря на хронологические и топологиче­ские параметры установления коммуникаций. С их помощью достигается эффективный контроль потребителя над сообщением и свобода информационного выбора².

В нынешнее время темпы удешевления информации весьма впечатляющи. Если в 1985 г. стоимость передачи 45 млн бит ин­формации в секунду в расчете на 1 км оптоволоконной линии связи составляла почти 100 долларов США, то в 1997 г. переда­ча 45 000 млн бит информации в секунду стала обходиться все­го лишь в 0,05 цента³.

Принципиально, что компьютер сегодня стал не только по­средником, но и полноценным участником политической комму­никации. В связи с этим качественной трансформации подверглись и технологии хранения и передачи информации. Классические элек­тронные средства — радио, телевидение, телефон — дополнились

передающими устройствами (технотелемедиумами), действующи­ми на основе телетрансляционных трансграничных компьютерных имежспутниковых систем связи, компонентами которых являют­ся робототехника, голография и стекловолоконная оптика. В этих условиях информация стала важнейшим ресурсом и капиталом, оп­ределяющим не только прогресс экономики и культуры, но и ха­рактер трансформации политических структур и институтов.

Благодаря признанию качественно иной роли информации в организации социума это общество получило название информа­ционного.Впервые термин «информационное общество» был упот­реблен либо в 1962 г. американским экономистом Ф. Машлупом, или же в 1966 г. в Японии в докладе Ю. Хаяши по техническим и экономическим исследованиям. По мнению японского ученого, это такое общество, в котором в изобилии имеется высокая по качеству информация и есть средства ее распространения. Впоследствии к его характеристикам добавился высокий валовый национальный про­дукт на душу населения, значительная доля ВВП,созданная инфор­мационным сектором экономики, и наличие затрат в производстве продукта на научные изыскания, а также другие важные парамет­ры социального и политического развития.

Сегодня, как пишет Ф. Уэбстер, «понятие информационного общества» обросло великим множеством предположений и гипо-(тез на тему, что изменилось и продолжает изменяться и как эти перемены осуществляются»⁴.

Учитывая тесную связь в этом обществе техники и информа­ционно-коммуникационных процессов, некоторые ученые стали применять для его обозначения термин «инфо-коммуникацион-ное сообщество». Ряд исследователей обращает внимание на то, что современные информационные средства позволили существен­но синхронизировать экономические и политические процессы в различных частях мира, а это в свою очередь облегчило управле­ние данными процессами.

Использование новых информационных технологий привело к тому, что у граждан стала формироваться новая система ценно­стей и личных приоритетов, расти стремление к самореализации, потребность в творчестве. В развитых индустриальных странах про­исходят качественные сдвиги в социально-экономическом содер­жании труда, в том числе за счет повышения интеллектуальной емкости трудовых функций. В информационном обществе труд пре­вращается в средство самореализации и развития личности работ­ника, что влечет за собой неуклонный рост производительности труда, качественную перестройку институтов власти и общества. Как пишет Дж. Павлик, «мир мультимедиа вышел за рамки тек-

стового обмена, и влияние цифровых технологий стало реально преобразовывать все формы человеческой коммуникации»⁵.

В качестве интеллектуального ответа на все эти процессы в на­уке возникло немало теоретических моделей информационного мира. Так, известный канадский ученый М. Маклюэн предложил для их объяснения идею «глобальной деревни», где благодаря бур­ному развитию телевидения и других электронных СМИ форми­руется атмосфера всеобщего знания, информированности людей о происходящем. А. Тоффлер в развитие этих идей выдвинул мо­дель «электронных коттеджей», т.е. такой формы организации жиз­ни, где электронный труд становится условием человеческого су­ществования. Он самодостаточен и предоставляет человеку весь комплекс жизненных благ. Другие ученые понимают под инфор­мационным обществом социум, в котором в каждом доме имеется компьютер, подключенный к трансграничным сетям и, следова­тельно, каждый человек имеет возможность получать необходи­мую ему информацию по любым вопросам, вступать в общение с другими; исчезают географические границы в рамках информаци­онных сетей; создаются рынки информации и знаний, дополняю­щие рынки природных ресурсов труда и капитала, а также имеют место другие, не менее существенные факты и явления.

Возникновение электронных бизнес-коммуникаций {e-business и e-commerce) привело к качественному увеличению информаци­онных услуг в структуре экономики (интернет-заказы товаров и баз данных на дом, проведение электронных банковских опера­ций, услуги электронной почты и досок объявлений, различные виды кибертруда и т.д.). Это вызвало принципиальнейшие транс­формации в сфере труда, семьи, досуга, привело к появлению новых форм взаимоотношений государства с населением, ориен­тированных на постоянное удовлетворение информационных по­требностей в сведениях о деятельности властей.

Например, по данными социологических служб США, в 1980 г. в этой стране, используя новые информационные тех­нологии, работали не выходя их дома 5,7 млн человек. А в сере­дине 1990-х годов их уже было около 30 млн. Подобная динами­ка роста сохраняется и сегодня.

Благодаря изменениям в информационном поле повысились возможности участия граждан в политике, усилилась децентрали­зация власти и существенно выросли управленческие полномочия локальных сообществ и местных правительств. Резко возросла ин­формационная открытость, прозрачность государства. Этому спо­собствуют регулярное информирование населения государствен-40

ными органами, готовность государства вести диалог с обществен­ностью, а также предоставление гражданам услуг в информацион­ной форме. Весьма показательно, что государство стремится как можно шире использовать возможности новых информационных технологий для выполнения своих функций, специально берет на себя выполнение новых задач, основанных на применении циф­ровых способов передачи сообщений.

Например, сегодня все законодательные акты конгресса \ США бесплатны и доступны населению через Интернет. В Ве­ликобритании госслужба обеспечивает доступ граждан к ин­формации более чем 300 государственных организаций. При это цель правительства Великобритании состоит в том, чтобы как можно больше информации в электронной форме было дос­тупно для людей. В Канаде постоянно снижается стоимость го­сударственной информации.

Использование кибернетических структур, по сути, сняло ог­раничения на объем получаемой индивидом информации и повли­яло (за счет увеличения плотности интерактивного общения) на трансформацию информационных потоков. Благодаря компьютери­зации информационного пространства доступ населения к знаниям стал всеобщим. Однако в этом плотном информационном поле со­бытия обретают политическое значение только в связи с сообще­ниями о них, переданными СМИ. Иными словами, информация становится новостью лишь в том случае, если попадает на экраны телевизоров или на страницы популярных газет. В результате инфор­мационное поле получает принципиальную возможность отделять политическую реальность от человека пространством, которое формируют СМИ. А это порождает многочисленные риски как для общества, так для власти и каждого отдельного гражданина.

Как уже упоминалось, сетевые (кибернетические) формы об­мена сообщениями способствуют разрушению привязанности ин­формации к месту ее получения. По этой причине начавшиеся про­цессы глобализации уже привели к сокращению и уничтожению многих локальных информационных полей. Государства, частные структуры становятся составными частями единой трансграничной информационной сетии соответственно участниками мировой по­литики. Одновременно создаются и новые информационные отно­шения инфоцентров с периферией, т.е. возникает новая информа­ционная асимметрия в мировом масштабе.

Доминирование новых средств передачи информации, способ­ных создавать массовые политические продукты, привело к каче-

А

ственнои трансформации рыночного сегмента информационного поля. В частности, в условиях господства новых технотелемедиумов — в отличие от традиционных СМИ — уже не товар приспосабливает­ся к предпочтениям людей, а информационное предложение начи­нает формировать спрос и даже управлять им. Благодаря этому резко увеличиваются политические возможности и позиции коммуника­торов, производителей первичной информации.

Но, видимо, самым примечательным фактом, свидетельству­ющим о начале новой информационной эпохи, оказалась возмож­ность искусственного (цифрового) создания (моделирования) происходящих событий и формирования виртуальных образов мира и соответствующих информационных полей. В результате инфор­мационное пространство стало комбинированным: оно содержит отображение как реально происходящего в действительности, так и сотворенного человеком. Таким образом, реальные события со­седствуют с искусственными изображениями мира политики. По­явление этих виртуальных образований (симулакров — Ж. Бодрий-яр) ведет к имитации политической реальности, ее маскировке, а в конечном счете — к созданию некоего вневременного контину­ума видео-имитационного мира или, другими словами, гиперре­альности, полностью творимой человеком. О таком исходе уже пре­дупреждали многие ученые. По их мнению, возможность фабрика­ции фактов (в том числе и политических) приведет к тому, что она полностью заменит реальность. И хотя такое состояние ин­формационного поля еще не наступило, уже сегодня видно, что характерная для индустриального общества политика «гражданс­ких репрезентаций» сменяется многочисленными формами «реп­резентации политики» (С. Пшизова).

Прообразами таких виртуальных образов были различные мистификации и розыгрыши читателей, всегда присутствовав­шие в журналистике. Например, в 1980-е годы Томас Купер, репортер провинциальной немецкой газеты, прославился на весь мир своими интервью со звездами Голливуда, которые потом оказались подделкой. В Германии были опубликованы мнимые дневники Гитлера, поднявшие тираж журнала «Штерн». Много лет ходят слухи, что полет американцев на Луну снима­ли в специальной студии Голливуда. Поэтому около 40% аме­риканцев не доверяют официальной информации об этом со­бытии. О его искусственном происхождении снято немало филь­мов и репортажей. Неубедительность официальных сведений подтверждают многие детали киносъемки: черный беззвездный фон неба, американский флаг, расправленный, как на кар-

тинке, и др. (К слову сказать, ни один американский космо­навт никогда не присягал на Библии, что он побывал на дру­гой планете.)

Современные цифровые технологии и способы передачи ин­формации создали совершенно новое качество информационной среды, в которой невозможно отделить действительное от сфабри­кованного. В литературе появились произведения о странах, где пра­вят виртуальные лидеры; Голливуд снимает фильмы, в которых конфликты и их разрешение придумываются имиджмейкерами го­сударственных деятелей и т.д. Но реальная политика порой обго­няет художественный вымысел. Снятые с использованием новей­ших цифровых технологий выборы или подготовленные с их по­мощью чудовищные компроматы на некоторых политиков давно уже стали реальностью.

Важно подчеркнуть, что создаваемые иллюзии переживаются и воспринимаются людьми как вполне достоверная информация. Но поскольку люди осознают, что искусственно создаваемая про­дукция может выдаваться за реальность, это формирует у них ус­тойчивый скепсис к политической информации в целом. Ирония и самоирония, пародийное сопоставление явлений формируют ти­пичные реакции граждан на распространяемые политические со­общения. Такая культурная установка в конечном счете ведет к тому, что люди отказываются соотносить политические тексты с реальностью. Исходное сообщение прочитывается человеком через другой текст, например, внутреннюю идеологическую установку, мнение комментатора, советы знакомого и т.д. А в информацион­ном поле возникает эффект двойного кодирования сообщений, оз­начающий сугубо индивидуальное, заданное собственными воз­зрениями прочтение публичного текста, снятие личностно значи­мой информации с помощью сообщения.

В постиндустриальную эпоху граждане сталкиваются с перена­сыщенным информационным потоком, и для них как потребите­лей информации наиболее предпочтительной — т.е. доступной, легкой, снимающей напряжение — оказывается развлекательная форма сообщений. Таким образом, информация, поданная вместе с развлекательными материалами, значительно легче преодолева­ет препятствия в информационной среде, купирует шумы, дости­гает реципиента и воспринимается им. В публичной сфере и рань­ше использовались так называемые мягкие новости, предполагаю­щие облегченный для читателя (слушателя, зрителя) формат подачи материала, или сдабривание деловой информации развлекатель­ными сюжетами. Однако сегодня в потоке сообщений возникает

более масштабное, особое состояние перемещенных значений, сви­детельствующее о постоянной и неразрывной связи информации и развлечения (инфотейнмент). Это явление не только формирует новые требования к информации, но и самым существенным об­разом сказывается на отношении граждан к политическим про­цессам.

Конечно, создаваемое таким образом упрощенное, легкое ото­бражение политики неизбежно ведет к снижению качества поли­тических дискуссий в обществе, превращает политиков в актеров, плодит иллюзии, позволяет манипулировать людьми. В то же время снижение качества политического информирования делает сферу политики доступной для всех граждан, лишает политическую дей­ствительность жесткой нормативности и даже создает привлекатель­ный образ реальной политики. Предлагаемый зрителям схематич­ный образ действительности хоть и упрощает ее, но тем не менее за счет концентрации общественной дискуссии на понятных для лю­дей проблемах дает им ориентиры в сложном мире. Такой формат информации неизменно способствует созданию хорошего настрое­ния, обретению уверенности в том, что реальную политику можно исправить. Оптимизм в свою очередь вызывает чувство обществен­ной солидарности, желание участвовать в политической жизни. «Мыльные оперы» и сериалы, таким образом, превращаются в эф­фективные каналы политической социализации граждан. Например, такие фильмы, как «Цирк» в СССР или «День независимости» в США не столько создавали утопические образы действительнос­ти, сколько поддерживали идеалы советского или американского общества как интегрированного, не знающего расовых предрас­судков. Положительными героями в них выступали представители разных этнических групп населения.

В русле изменений информационного поля в мире политики, когда стираются различия между информированием и развлечени­ем, формируется и особая «культура политического развлечения» (А. Дёрнер). Поскольку в контексте этого информационного потока политическая реальность становится реальностью медийной, в боль­шей степени подчиняющейся законам рынка развлечений, соответ­ственно меняются и критерии, по которым оценивается продукция этого рынка. Первостепенное значение теперь имеет тот факт, ув­лекательна она или скучна. В результате изменяется и эффектив­ность самой политики, достижения тех или иных целей. И те поли­тики, которые игнорируют эти трансформации информационных и политических процессов, как правило, терпят неудачу.

Уместно вспомнить, что в 1990-е годы команда президента США Б. Клинтона на очередных выборах сделала ставку не на серьезные аналитические материалы СМИ, а на развлекатель­ные программы: ток-шоу на каналах MTV и CNN. При этом Клинтон в своих речах часто ссылался на Элвиса Пресли — символ нонконформизма для его поколения. Имидж бунтов­щика хорошо сочетался и с его предвыборным слоганом — «В Америке пришло время перемен». Составной частью избира­тельной кампании стала активная поддержка молодежного жур­нала «Роллинг Стоунз». Как считают американские аналитики, это и принесло Клинтону победу. Кульминацией же и одновре­менно показателем эффективности выбранного им стиля стало исполнение Клинтоном известного хита Пресли на саксофоне в июне 1992 г. Именно этим выступлением он отвоевал у свое­го соперника Перро проигранные очки и вышел вперед в пред­выборной гонке.

Многообразие информации, смесь иллюзорности и действи­тельности, возможность свободного выбора индивидом критериев оценки событий создают особую культуру восприятия информа­ции. И главное, что индивидуальность восприятия отрицает уста­новку на выработку общего для всего населения (идеологическо­го) метакода, универсального восприятия политической инфор­мации. Именно культурное своеобразие индивида определяет его возможности в прочтении политических текстов и восприятии све­дений. При этом виртуальное содержание информации, как пра­вило, ограничивает рациональное восприятие человеком полити­ческих сведений, стимулируя произвольность прочтения тех смыс­лов и значений, которыми она наполнена. Благодаря электронной технике человек получает возможность воспринимать мир во всей полноте его проявлений, получить информацию не только о про­шлом, но и о настоящем и будущем. Как и в далеком прошлом, сегодня он возрождает для себя ценности целостного восприятия мира.

Патриарх коммуникативистики, один из ведущих теорети­ков информационного общества Маршалл Маклюэн (1911-1980) еще в 1960-е годы высказал ряд идей, и сегодня не утра­тивших своего значения. В частности, им была предложена одна из самых популярных периодизаций развития общества. Он выделял четыре исторические эпохи, каждая из которых дает новые формы общения и организации всей жизни, эволюции культуры человека. Так, самая ранняя эпоха — это эпоха пле-

менного человека и, соответственно, «дописьменного варвар­ства», речевой культуры. Человек жил здесь в мире одновре­менных связей и был неразрывно связан с обществом. По сути, это была «деревня», в которой существовало нерасчлененное единство человека и общества. Вторая эпоха связана с возник­новением фонетического письма. Появление алфавита приве­ло к тому, что звуки речи обрели видимые формы и информа­ция стала передаваться не только устно, но и письменно. Гра­мотность вытолкнула человека из племени, что расширило территорию передачи информации, а также разрушило былое единство «деревенской» общности. Третью эпоху (XV в.) сим­волизировало изобретение книгопечатания (эпоха Гуттенбер-га), время господства печатной техники, позволившее адресо­вать информацию как массовой аудитории, так и индивидам, которых можно было не слышать и не видеть. Это способство­вало созданию национальных языков и государств, всеобщей грамотности, рынка, индустриализма и обретению других черт современной эпохи. Четвертая эпоха возникла с появлением электрического телеграфа и азбуки Морзе. Распространение информации этими средствами создает состояние всеобщей включенности людей в мировой процесс. Телевидение превра­щает информацию в постоянную среду человека, а используя это средство (переключая программы), человек сам выстраи­вает свое информационное окружение. Благодаря мгновенной передаче информации пространство исчезает, и опять воцаря­ется «деревня» как символ возвращения внутренне связанного мира.

Как писал М. Маклюэн, «устные культуры универсальны с точки зрения восприятия и хранения информации. Однако теперь элект­ронные средства, сокращающие пространство, время и однона­правленность... отношений, приближают нас к условиям устное-ти, возвращая нам множественность одновременных отношений»⁶.

В 60-х годах XX столетия Э. и X. Тофф-леры предсказывали, что в рамках «третьей волны» (электронной ре­волюции) политическая система современного общества будет фор­мироваться на основе полупрямой демократии, устраняющей ис­ключительную зависимость граждан от представителей их интере­сов в органах власти и являющей собой комбинацию прямой и непрямой демократии. Однако бурное развитие новых электрон­ных СМИ уже сейчас обгоняет эти и подобные прогнозы.

Следствием современных, весьма принципиальных изменений информационного поля стала его способность качественно транс­формировать и саму сферу политики, и формы организации влас­ти, которые все чаще начинают определять как медиакратию. С одной стороны, это означает возникновение новых способов политиче­ского участия: медиа-опросов, интернет-плебисцитов, механиз­мов кибер- и теледемократии (например, в виде замены двух- или трехпартийной системы на систему вещания двух и трех телекана­лов) и т.д. Политическое пространство начинают формировать от­ношения между крупнейшими структурами, обеспечивающими ин­формационное взаимодействие в обществе, или медиалогика вла­стных отношений. Таким образом, характер власти чем дальше, тем больше зависит от позиций медиасобственников, а распреде­ление властных полномочий подчиняется законам движения мас­совой информации. Резко повышается роль технологий шоу-бизне­са в формировании политических коммуникаций, а информацион­ное пространство власти обретает ярко выраженный кросскультурньш И транснациональный характер. В таких условиях политическая и куль­турная формы влияния на власть практически неразличимы. В ре­зультате демократическая форма организации власти уже неспо­собна обеспечивать взаимоотношения правящих кругов и населе­ния, элиты и неэлиты. Информационные отношения превращаются в определяющий механизм формирования политической власти.

Становление медиакратических порядков опирается либо на высокий уровень социальной обеспеченности населения и демо­кратические институты власти, либо на преддемократические струк­туры, которые складываются в переходных обществах. Однако и в том и в другом случаях новые медиапорядки снижают заинтересо­ванность людей в использовании представительных политических механизмов для защиты своих интересов, что порождает массовый («демократический») конформизм и другие формы гражданской пассивности. Снижаются также ответственность граждан, их заин­тересованность в использовании партий и других формализован­ных организаций в отношениях с властью. Сужаются публичные формы отправления власти, происходит профессионализация сфе­ры государственного управления. По мере утверждения медиакра­тических порядков интенсивный информационный обмен стано­вится все более индивидуализированным, что в свою очередь не­редко способствует возникновению коммуникации между людьми (и институтами власти) по сугубо человеческим (а не классовым, групповым, корпоративным) основаниям. Так медиакратия транс­формирует традиционную политику структур и институтов в по­литику людей.

Информационно- Особое состояние информационно-

^го ™^ля складывается в переходных государствах. Поскольку характери­стика переходности свидетельству­ет об отсутствии в обществе доминирующих социально-экономи­ческого и политического начал, а также о сохранении неравновес­ности форм и способов правления, в информационном поле такого социума одновременно сосуществуют сразу несколько логик раз­вития информационно-коммуникационных процессов. Таким об­разом, информационное пространство переходных обществ изна­чально противоречиво и формируется на основе сочетания каче­ственно различных источников и механизмов коммуницирования. Постепенно складывающийся в этих государствах механизм представительства гражданских интересов обусловливает то, что в основе политической конкуренции оказывается острое идеологи­ческое размежевание социальных, этнических и иных групп об­ществ. А это в свою очередь предопределяет доминирование ценно­стных и дефицит прагматических оснований политических отноше­ний в информационном потоке. По этой же причине (из-за постоянного изменения соотношения сил, а временами даже вытес­нения отдельных партий, групп интересов и других акторов из поли­тического пространства) информационные поля, как правило, при­обретают неустойчивый характер. Внутренняя неорганичность, ре­лятивизм — пожалуй, самая общая и одновременно наиболее точная характеристика информационного пространства стран такого типа. Релятивный характер информационного пространства прояв­ляется и в противоречивом соединении рыночных способов произ­водства информационных продуктов с методами распространения сообщений, построенными на администрировании, диктате и дав­лении центров силы и власти. Причем удельный вес и политическое значение этих методов постоянно меняются, что ведет к атомизации подконтрольных им информационных полей. В то же время наличие столь разнообразных методов поддержания политического дискурса говорит о резком по сравнению с предшествующим периодом рас­ширении условий для производства информационных продуктов со стороны как институтов власти, так и общественных структур. Такой насыщенный информационный обмен уничтожает значи­тельное число прежних политических фильтров, снижает возмож­ности разнообразных политических структур монополизировать положение в производстве и переработке информации.

Активность идейных противников предопределяет высокую чувствительность информационного рынка к малейшим полити­ческим изменениям. Руководствуясь принципом «все на продажу»,

различные партии и группы интересов постоянно отслеживают реакцию потребителей информации на разнообразные политиче­ские проекты, способные расширить круг их сторонников. Поскольку же перед многими политическими акторами стоит задача, условно говоря, первичного позиционирования на информационном рын­ке, завоевания там собственной ниши, их информационные прак­тики нередко направлены на монополизацию хотя бы части ин­формационного рынка. При этом все участники дискурса широко используют агрессивные технологии информационных войн, пси­хологических атак на позиции противника. Государственная ин­формационная политика в переходных обществах, как правило, непоследовательна, отличается импульсивным характером, что затрудняет эффективную защиту общегосударственных целей.

Весьма характерна для этого периода и тактика СМИ, кото­рые, улавливая общие настроения, в значительной степени заме­щают контроль политических институтов критикой властей. В свою очередь и государство, пытаясь ограничить возможности оппози­ции и обеспечить себе политические преимущества, нередко ис­пользует запретительную практику и даже информационные «реп­рессии» по отношению к отдельным изданиям, телеканалам или радиостанциям.

В связи с высокой интенсивностью и противоречивостью ин­формационного пространства переходным обществам свойственна низкая институализация, структуры и звенья, обеспечивающие ин­формационные обмены в публичной сфере, постоянно реформиру­ются. Можно сказать, что в таких обществах властвует скорее само­организация отдельных информационных структур, нежели обще­политическая организация информационных обменов.