ОДНОМЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Исследование идеологии Развитого Индустриального Общества

Перевод с английского

Москва

«REFUbook»

ББК 87.3

М27

Перевод А. Юдина

при участии Ю. Данько

под редакцией А. Жаровского

Предисловие и примечания А. Юдина

Художественное оформление Людмилы Козеко

Издание подготовлено при содействии ООО «Ирис»

Маркузе Герберт М27 Одномерный человек.— М.: «REFL-book>, 1994.—368 с.

ISBN 5-87983-016-0

Первая на русском языке книга немецкого философа Гербер­та Маркузе, одного из основателей Франкфуртской школы, уче­ника Мартина Хайдеггера и Теодора Адорно, представляет собой исследование современного состояния западной цивилизации, которая благодаря технологическому прогрессу сумела устано­вить тотальный контроль над человеком во всех формах его жизнедеятельности.

Исследуя «одномерность» современного общества и сознания, Герберт Маркузе делает серьезную попытку определения их мета­физических истоков, в результате чего приходит к «Великому Отказу» как от капитализма, так и от социализма.

Книга пронизана сомнением в возможность изменения со­временной цивилизации.

О Перевод, общая редакция, ху­дожественное оформление из­дательство — «Port-Royal»,

М------- —----- Без объявления ^94

^а4 © Перевод, предисловие, приме-

ISBN 5-87983-016-0 чания-А. Юдин, 1994

Содержание

А. Юдин. Парадоксы критической теории
Герберта Маркузе................................................ VI

Введение. Паралич критики: общество без
оппозиции............................................................. X

Часть I. Одномерное общество

1. Новые формы контроля.............................. 1

2. Герметизация политического

универсума........................................................... 26

3. Победа над несчастным сознанием: репрессивная десублимация 72

4. Герметизация универсума дискурса .... 109

Часть П. Одномерное мышление

5. Негативное мышление: побежденная

логика протеста.................................................... 161

6. От негативного мышления к позитивному: технологическая рациональность и логика господ­ства 189

7. Триумф позитивного мышления: одномерная философия 223

Часть III. Шанс альтернативы

8. Историческое обязательство

философии............................................................ 267

9. Катастрофа освобождения.......................... 295

10. Заключение.................................................. 324

Именной и предметный указатель ............ 339

Парадоксы критической теории Герберта Маркузе

«Одномерный человек» появился в 1964 году и при­нес -ее автору всемирную известность, что для фило­софского произведения является скорее исключением, чем правилом. Книга была воспринята прежде всего как политическое произведение, что отчасти соответ­ствовало интенциям автора и содержанию работы.

Если в своей предыдущей книге «Эрос и цивили­зация»- (1956) Маркузе рассматривал становление ре­прессивной цивилизации, то теперь в фокусе его внима­ния — состояние человека в современном индустриаль­ном обществе. Оценивая это состояние, автор утверждает, что мерой исторической практики могут служить ее исторические альтернативы. Но уже с самого начала становится очевидным, что в отличие от «Эроса и цивилизации», где автор связывал надежды на будущее с Великим Отказом, в «Одномерном человеке» позиция Маркузе окрашена в пессимистические тона:

В нашей книге нам не избежать колебания между двумя противоречащими одна другой гипотезами, утверждающими со­ответственно, (1) что развитое индустриальное общество обла­дает способностью сдерживать качественные перемены в под­дающемся предвидению будущем; (2) что существуют силы и тенденции, которые могут положить конец этому сдерживанию и взорвать общество.

VI

Парадоксы критической теории Герберта Маркузе

Называя свою область знания критической теорией, Маркузе датирует ее зарождение первой половиной XIX века (связывая ее с теорией Маркса)и считает, что в XX веке понятия критической теории утратили свою оппозиционность по отношению к обществу. Об­щество различными путями переросло некогда рево­люционные противоречия и трансформировало некогда антагонистичные друг другу силы. Оно стало тоталитар­ным (понимание этого термина у Маркузе отличается от общепринятого: он подразумевает нетеррористичес­кое экономическое координирование общества), т.е. оно лишило все критические идеи оппозиционности, встро­ив их в свое функционирование. Основой саморегули­рования современной индустриальной цивилизации яв­ляется уже не репрессия, не подавление влечений и потребностей большинства, но формирование (преформи-рование; см. гл. 1) стандартных, ложных потребностей, привязывающих индивида к современному обществу, потребностей, которые Маркузе называет репрессив­ными. Тем самым индивид лишается основы (и он­тологической, и моральной), на которой он мог бы развить автономию, а тем более способность противо­стоять целому, теперь уже действительно целому обще­ства. Формируется модель одномерного мышления и поведения. Реализацию этой модели и прослеживает в своей книге Маркузе на разных уровнях и в разных областях: на уровне индивида, на уровне общественных процессов (ч. I «Одномерное общество»), в науке и философии (ч. II «Одномерное мышление»).

Все сказанное можно было бы отнести к сфере соци­ологии, но дело в том, что Маркузе не останавливается

VII

А Юдин

на описании этого «универсума фактов», но ищет исток последнего в метафизической сфере. Тем самым он отходит от марксовой модели познания общества и следует скорее всего за Хайдеггером.

Согласно Маркузе,в основании современной развитой индустриальной цивилизации лежит определенный ис­торический проект (т.е. отношение человека к миру, определяющее как мышление о мире, так и деятельность в нем), а именно: технологический проект, или техно­логическая рациональность. Доминирующим в отно­шении европейского человека к природе является стрем­ление поработить ее, изменить, приспособить к удов­летворению своих потребностей. Но это стремление оборачивается и против самого человека как части природы. В этом — иррациональность репрессивной ра­циональности, которая чревата катастрофой и для при­роды, и для человека. Катастрофичность развития тех­нологической цивилизации заключается еще и в том, что оно уничтожает шансы альтернативы, ибо делает человека неспособным отказаться от благ, этой цивили­зацией предоставляемых. Сама мысль о возможном отказе от этих благ, от удовлетворения ложных потреб­ностей кажется современному человеку катастрофичной.

Однако возникает вопрос. Мы видим, что для Мар-кузе мышление укоренено в бытии, в ценностном отно­шении человека к миру, в историческом проекте. Но каковы же онтологические корни мышления самого Маркузе, его критической теории? Ничего не объясняет его указание на то, что критическая теория вынуждена перейти на более высокий уровень абстракции, ведь всякое абстрагирование по Маркузе исторично. Един-

VIII

Парадоксы критической теории Герберта Маркузе

ственную силу, реально противостоящую индустриаль­ному обществу, он видит в аутсайдерах этого общества. Но даже при большом желании в них нельзя увидеть создателей новой нерепрессивной рациональности и «основание» мышления Маркузе. Слишком туманно также понятие «умиротворение существования», с помо­щью которого он обозначает некую возможную исто­рическую альтернативу.

Этим и объясняется поиск Маркузе радикальных средств и политизированность его текста. Не в первый раз сфера политики становится сферой, где пытаются разрешить философские противоречия. Мы хотим ука­зать на то, что все понятия Маркузе личностно окра­шены, т.е. в своем фундаменте опираются на некую свободную автономную личность как критерий и прин­цип мышления. Но парадокс заключается в том, что возможности существования такой личности в совре­менном мире Маркузе как раз не допускает и, как следствие, ищет выход в политизации своего текста. Философский трактат начинает звучать патетически, как политическое воззвание, обращенное к массе, но не к личности.

«Одномерный человек» ставит больше вопросов, чем дает ответов. Но тем и ценна философия, что, пробуждая в человеке способность задаваться вопросом о своем месте в бытии и мыслить самостоятельно, дает ему шанс реализовать себя как личность.

А. Юдин

Перевод выполнен по изданию: Herbert Marcuse. One-Dimensioned Man. Beacon Press, Boston, 1964.

Введение Паралич критики: общество без оппозиции

Не служит ли угроза атомной катастрофы, способной истребить человеческую расу, защите тех самых сил, которые стремятся увековечить эту опасность? И в то же время усилия, направленные на ее предотвращение, затемняют поиск ее потенциальных причин в совре­менном индустриальном обществе. Оставаясь нерас­познанными, непредъявленными для всеобщего обо­зрения и атаки, они отступают перед куда более оче­видной угрозой извне: для Запада — с Востока, для Востока — с Запада. Не менее очевидно, что жизнь превращается в существование, так сказать, на грани, в состояние постоянной готовности принять вызов. Мы покорно принимаем необходимость мирного производ­ства средств разрушения, доведенного до совершенства расточительного потребления, воспитания и образова­ния, нацеливающего на защиту того, что деформирует самих защитников и то, что они защищают.

Если мы попытаемся соотнести причины этой опас­ности с тем способом, которым общество организовано и организует своих членов, то немедленно столкнемся с тем фактом, что развитое индустриальное общество растет и совершенствуется лишь постольку, поскольку оно поддерживает эту опасность. Защитная структура

X

Введение

облегчает жизнь многим и многим людям и расширяет власть человека над природой. При таких обстоятель­ствах наши средства массовой информации не испы­тывают особых трудностей в том, чтобы выдавать част­ные интересы за интересы всех разумных людей. Таким образом, политические потребности общества превра­щаются в индивидуальные потребности и устремления, и удовлетворение последних способствует развитию биз­неса и общественному благу. Целое* представляется воплощением самого Разума.

Тем не менее именно как целое это общество ир­рационально. Его продуктивность разрушительна для свободного развития человеческих потребностей и спо­собностей, его мирное существование держится на по­стоянной угрозе войны, а его рост зависит от подавления реальных возможностей умиротворения борьбы за су­ществование — индивидуальной, национальной и меж­дународной. Это подавление, которое существенно от­личается от подавления, имевшего место на предше­ствующих, более низких ступенях развития общества, сегодня действует не с позиции природной и техничес­кой незрелости, но скорее с позиции силы. Никогда прежде общество не располагало таким богатством ин­теллектуальных и материальных ресурсов и, соответ­ственно, никогда прежде не знало такого объема господ­ства общества над индивидом. Отличие современного общества в том, что оно усмиряет центробежные силы скорее с помощью Техники, чем Террора, опираясь

Т.е. общество как таковое.— Здесь и далее под звездочкой примечанш переводчика.

XI

Введение

одновременно на сокрушительную эффективность и по­вышающийся жизненный стандарт.

Исследование истоков этого развития и изучение исторических альтернатив входит в задачи критической теории современного общества, которая анализирует общество в свете возможностей (использованных, не­использованных или употребленных во зло) улучшения условий существования человека. Но каковы нормы, делающие возможной такую критику?

Разумеется, здесь не обойтись без ценностных суж­дений. Если мерой для утвердившегося способа ор­ганизации общества могут служить другие возможные пути, которые, по общему мнению, с большей вероят­ностью способны облегчить борьбу человека за суще­ствование, то для специфически исторической практики такой мерой могут быть ее собственные исторические альтернативы. Таким образом, с самого начала любая критическая теория общества сталкивается с проблемой исторической объективности — проблемой, которая воз­никает вокруг двух моментов, предполагающих ценнос­тные суждения:

1) суждение, что человеческая жизнь стоит того, чтобы ее прожить, или, скорее, может и должна стать таковой. Это суждение лежит в основе всякого интел­лектуального усилия. Оно является a priori социальной теории, и отказ от него (и это безупречно логично) равнозначен отказу от самой теории;

2) суждение, что в данном обществе существуют специфические возможности для улучшения человечес­кой жизни и специфические способы и средства реали­зации этих возможностей. Критическая теория должна,

XII

Введение

основываясь на эмпирических данных, показать объ­ективную значимость этих суждений. Существующее общество располагает интеллектуальными и материаль­ными ресурсами, количество и качество которых вполне поддается определению. Каким образом можно употре­бить эти ресурсы для оптимального развития и удов­летворения индивидуальных потребностей и способнос­тей при минимуме тяжелого труда и бедности? Соци­альная теория не может не быть исторической теорией, т.к. история — это царство случая в царстве необходи­мости. Поэтому вопрос состоит в том, какие из раз­личных возможных и данных способов организации и использования наличных ресурсов обещают наиболь­шую вероятность оптимального развития?

Попытка ответа на эти вопросы требует произвести ряд начальных абстракций. Для того, чтобы выделить и определить возможности оптимального развития, кри­тическая теория должна абстрагироваться от существу­ющего способа использования ресурсов общества и обу­словленных им последствий. Такой метод абстраги­рования, отказывающийся принять данный универсум факггов как окончательный, обосновывающий контекст, такой «трансцендирующий» анализ фактов в свете их неиспользованных и отвергнутых возможностей прису­щи самой структуре социальной теории, которая проти­востоит всякой метафизике в силу строго исторического характера траисцендирования¹. Эти «возможности» дол­жны быть осуществимы силами соответствующего об-

¹ Термины «трансцендировать» и -сгрансцендирование» везде упот­ребляются в эмпирическом, критическом смысле: они обозначают тен­денции в теории и практике, которые в данном обществе •«переходят

XIII

Введение

щества, т.е. должны поддаваться определению как прак­тические цели. Кроме того, абстрагирование от суще­ствующих институтов должно выражать действитель­ную тенденцию, т.е. их преобразование должно быть действительной потребностью основного населения. Со­циальную теорию интересуют исторические альтерна­тивы, которые проявляются в существующем обществе как подрывные тенденции и силы. Когда ценности, связанные с этими альтернативами в силу исторической практики, обретают реальность и становятся фактами, эти социальные изменения кладут предел теоретичес­ким понятиям.

Но в данном случае критика развитого индустриаль­ного общества наталкивается на ситуацию, которая, казалось бы, лишает ее всяких оснований. Технический прогресс, охвативший всю систему господства и коорди­нирования, создает формы жизни (и власти), которые по видимости примиряют противостоящие системе си­лы, а на деле сметают или опровергают всякий протест во имя исторической перспективы свободы от тягостно­го труда и господства. Очевидно, что современное обще­ство, обладает способностью сдерживать качественные социальные перемены, вследствие которых могли бы утвердиться существенно новые институты, новое на­правление продуктивного процесса и новые формы че­ловеческого существования; В этой способности, веро­ятно, в наибольшей степени заключается исключитель­ное достижение развитого индустриального общества;

границы» утвердившегося универсума дискурса и действия, приближаясь к их историческим альтернативам (реальные возможности),— Здесь и далее под цифровыми сносками примечания автора.

XIV

Введение

общее одобрение Национальной цели, двухпартийная политика, упадок плюрализма, сговор между Бизнесом и Трудом в рамках крепкого Государства свидетельствуют о слиянии противоположностей, что является как ре­зультатом, так и предпосылкой этого достижения.

То, как изменилась основа критики, можно проил­люстрировать с помощью краткого сравнения началь­ного этапа формирования теории индустриального об­щества с современным ее состоянием. В период своего зарождения в первой половине девятнадцатого столетия критика индустриального общества, выработав первые концепции альтернатив, достигла конкретности в ис­торическом опосредовании теории и практики, ценнос­тей и фактов, потребностей и задач. Это историческое опосредование произошло в сознании и политических действиях двух крупнейших противостоящих друг другу в обществе классов: буржуазии и пролетариата. Но, хотя в капиталистическом мире они по-прежнему оста­ются основными классами, структура и функции обоих настолько изменились в ходе капиталистического раз­вития, что они уже больше не являются агентами ис­торических преобразований. Всепобеждающий интерес в сохранении и улучшении институционального status quo объединяет прежних антагонистов в наиболее раз­витых областях современного общества. Что касается коммунистического общества, то технический прогресс обеспечивает его рост и сплоченность в такой степени, что сама идея качественных перемен отступает перед реализмом понятий лишенной взрывов эволюции. В отсутствие явных агентов и сил социальных перемен критика не находит почвы для соединения теории и

XV

Введение

практики, мысли и действия и, таким образом, вынуж­дена взойти на высокий уровень абстракции. Даже самый эмпирический анализ исторических альтернатив начинает казаться нереалистичной спекуляцией, а по­добные убеждения — делом личного (или группового) предпочтения.

И однако: опровергается ли теория этим отсутствием? Перед лицом явно противоречивых фактов критический анализ продолжает утверждать, что необходимость со­циальных перемен не менее настоятельна, чем когда-либо прежде. Для кого? Ответ неизменен: для общества в целом и для каждого из его членов в отдельности. Союз возрастающей производительности и возрастаю­щего разрушения, балансирование на грани уничто­жения, отказ от собственной ответственности за мысль, надежду и страх в пользу власть предержащих, сохра­нение нищеты перед лицом беспрецедентного богатства являют собой наиболее бесстрастный обвинительный приговор — даже в том случае, если они составляют лишь побочный продукт этого общества, а не его reason d'etre*: сама его всеохватная рациональность, которая обусловливает его эффективность и разрастание, ир­рациональна.

Тот факт, что подавляющее большинство населения приемлет и вместе с тем принуждается к приятию этого общества, не делает последнее менее иррациональным и менее достойным порицания. Различие между ис­тинным и ложным сознанием, подлинными и ближай­шими интересами еще не утеряло своего значения, но

* Рациональное основание (фр.),

XVI

Введение

оно нуждается в подтверждении. Люди должны осо­знать его и найти собственный путь от ложного со­знания к истинному, от их ближайших к их подлинным интересам. Это возможно, только если ими овладеет потребность в изменении своего образа жизни, отри­цании позитивного, отказе,— потребность, которую су­ществующее общество сумело подавить настолько, на­сколько оно способно «предоставлять блага» во все большем масштабе и использовать научное покорение природы для научного покорения человека.

Тотальный характер достижений развитого индустри­ального общества оставляет критическую теорию без рационального основания для трансцендирования дан­ного общества. Вакуум вкрадывается в саму теоретичес­кую структуру, так как категории критической социаль­ной теории разрабатывались в период, когда потреб­ность в отказе и ниспровержении была воплощена в действиях реальных социальных сил. Определяя дей­ствительные противоречия в европейском обществе де­вятнадцатого века, они имели существенно негативное и оппозиционное звучание. Сама категория «общество» выражала острый конфликт социальной и политической сфер — антагонизм общества и государства. Подобным же образом понятия «индивид», «класс», «частный», «семья» обозначали сферы и силы, еще не интегри­рованные в установившиеся условия,— сферы напря­жения и противоречия. Но возрастающая интеграция индустриального общества, лишая эти понятия крити­ческого смысла, стремится превратить их в операцио­нальные термины описания или обмана.

XVII

Введение

Попытка вернуть этим категориям критическую на­правленность и понять, каким образом она была сведена на нет социальной действительностью, кажется с самого начала обреченной на регресс: от теории, соединенной с исторической практикой, к абстрактному, спекуля­тивному мышлению; от критики политической эконо­мии к философии. Идеологический характер критики обусловлен тем, что анализ вынужден исходить из по­зиции «извне» как позитивной, так и негативной, как продуктивной, так и деструктивной тенденций в общес­тве. Повсеместно мы находим тождество этих противо­положностей в современном индустриальном общес­тве — это целое и является нашей проблемой. В то же время позиция теории не может быть просто спекуля­тивной, она должна быть историчной в том смысле, что должна вырастать из возможностей данного общества.

Эта двусмысленная ситуация ведет к еще большей двусмысленности. В нашей книге нам не избежать ко­лебания между двумя противоречащими гипотезами, утверждающими соответственно: (1) что развитое инду­стриальное общество обладает способностью сдержи­вать качественные перемены в поддающемся предви­дению будущем; (2) что существуют силы и тенденции, которые могут положить конец этому сдерживанию и взорвать общество. Я не думаю, что здесь возможен однозначный ответ. Налицо обе тенденции, бок о бок — и даже одна в другой. Первая тенденция, безусловно, доминирует, и все возможные предусловия для того, чтобы повернуть ее вспять уже введены в действие. Нельзя, конечно, отбрасывать возможность вмешатель­ства случая в ситуацию, но если только уразумение

XVIII

Введение

того, что творится в мире и что должно быть останов­лено, не перевернет сознание и поведение человека, то даже катастрофа не сможет привести к переменам.

Наш анализ сосредоточен на развитом индустриаль­ном обществе. Его технический аппарат производства и распределения (с увеличивающимся сектором авто­матизации) функционирует не как сумма простых ин­струментов, которые можно отделить от их социальных и политических функций, но скорее как система, а priori определяющая продукт аппарата, а также операции по его обслуживанию и расширению. В этом обществе аппарат производства тяготеет к тоталитарности в той степени, в которой он определяет не только социально необходимые профессии, умения и установки, но также индивидуальные потребности и устремления. Таким образом, предается забвению противоположность част­ного и публичного существования, индивидуальных и социальных потребностей. Технология служит установ­лению новых, более действенных и более приятных форм социального контроля и социального сплачи­вания. И, по-видимому, тоталитарная тенденция этого контроля утверждается еще и другим способом — пу­тем распространения в менее развитых и даже до-индустриальных областях мира и путем создания сход­ных черт в развитии капитализма и коммунизма.

Перед лицом тоталитарных свойств этого общества невозможно больше придерживаться концепции «ней­тральности» технологии. Технологию как таковую не­льзя изолировать от ее использования, технологическое общество является системой господства, которое зало­жено уже в понятии и структуре техники.

XIX

Введение

Способ, которым общество организует жизнь своих членов, предполагает начальный выбор между истори­ческими альтернативами, определяемыми унаследован­ным уровнем материальной и интеллектуальной культу­ры. Сам же выбор является результатом игры господ­ствующих интересов. Он предвосхищает одни специфи­ческие способы изменения и использования человека и природы, отвергая другие такие способы. Таким обра­зом, это один из возможных «проектов» реализации¹. Но как только проект воплощается в основных ин­ститутах и отношениях, он стремится стать исклю­чительным и определять развитие общества в целом. Как технологический универсум развитое индустриаль­ное общество является прежде всего политическим уни­версумом, последней стадией реализации специфичес­кого исторического проекта — а именно, переживания, преобразования и организации природы как материала для господства.

По мере своего развертывания этот проект формирует весь универсум дискурса и действия, интеллектуальной и материальной культуры. Культура, политика и эко­номика при посредстве технологии сливаются в везде­сущую систему, поглощающую или отталкивающую все альтернативы, а присущий этой системе потенциал про­изводительности и роста стабилизирует общество и удерживает технический прогресс в рамках господства. Технологическая рациональность становится полити­ческой рациональностью.

¹ Термин «проект» подчеркивает элемент свободы и ответственности в исторической детерминации: он связывает автономию и случайность. В этом же смысле он употребляется в творчестве Жан-Поля Сартра. Дальнейшее обсуждение см. ниже в главе 8.

XX

Введение

При обсуждении известных тенденций развитой ин­дустриальной цивилизации я старался избегать специ­альных ссылок. Материал собран и описан в обширной социологической и психологической литературе по тех­нологии и социальным переменам, научному менедж­менту, коллективному предпринимательству, изменени­ям в характере промышленного труда и рабочей силы и т.п. Существует множество неидеологических работ, анализирующих факты: Берль и Минз «Современная корпорация и частная собственность», доклады 76-го Конгресса Временного национального экономического комитета по «Концентрации экономической власти», пу­бликации AFL-CIO (АФТ/КПП)* по «Автоматизации и глобальным технологическим изменениям», а также «Ньюз энд летерз» и «Корреспонденс» в Детройте. Я бы хотел подчеркнуть особую важность работы К. Райта Милза, а также исследований, которые часто заслу­живали неодобрение вследствие упрощенности, пре­увеличений или журналистской легкости — Вэнса Пэ-карда «The Hidden Persuaders», «The Status Seekers» и «The Waste Makers», Уильяма X. Уайта «The Organi­zation Man», Фреда Дж. Кука «The Wafare State»**. Разумеется, недостаточность теоретического анализа в этих работах оставляет скрытыми и непотревоженными корни описываемых явлений, но и безыскусно изобра­женные эти явления достаточно громко говорят сами за себя. Возможно, 'самое красноречивое свидетельство

* Американская федерация труда и Конгресс производственных проф­союзов.

** «Скрытые аргументы», -«В поисках статуса», «Производители отхо­дов», «Человек организации», «Государство войны» (англ.).

XXI

Введение

можно получить, просто глядя в телевизор или слушая средневолновое радио пару дней в течение часа, не исключая рекламные перерывы и не переключаясь вре­мя от времени на новую станцию.

Мой анализ сосредоточен на тенденциях в наиболее развитых современных обществах. Существуют обшир­ные области как внутри, так и вне этих обществ, где описанные тенденции не являются преобладающими — я бы сказал: пока не являются. Прогнозируя эти тен­денции, я просто предлагаю некоторые гипотезы. Ничего более.