Типы и методы информационного лоббизма

Многогранная практика дала при­меры существования самых различ­ных типов и разновидностей ин­формационного лоббизма. Самый распространенный — прямой (вне­шний)информационный лоббизм, демонстрирующий такое формирование информационного потока и установление комму­никации с ключевыми фигурами, которое инициируется вне сис­темы принятия решений. Таким образом, лоббисты налаживают контакты с ЛПР только после того, как им удается проникнуть в зону принятия конкретных решений.

Противоположный обозначенному типу установления комму­никации — внутреннийинформационный лоббизм. Коммуникато­ры, заинтересованные в принятии решения лица, устанавливают контакты внутри управленческой системы. В силу этого их комму­никация с КЛПР носит характер внутреннего общения, служеб­ной формы установления и поддержания общения. Иными слова­ми, будучи участниками системы принятия решений, отдельные группы и лица пытаются повлиять на органы власти и властные фигуры, курирующие тот или иной вопрос. В ряде случаев внут­ренний лоббизм включает в себя также ситуации, когда отдельные коммуникаторы, действуя в той же предметной области, добива­ются необходимого решения, пользуясь особыми отношениями со своим руководством.

Еще один тип информационного лоббизма — косвенный. Его особенности состоят в том, что коммуникатор использует в каче­стве фактора давления на КЛПР общественное мнение. Эта разно­видность лоббизма свидетельствует как о сложности, так и о мас­штабности формируемых коммуникаций. В то же время потребность в применении именно такого метода оказания давления на власть свидетельствует о дефиците у коммуникатора должных ресурсов для оказания внутреннего воздействия на структуры власти и уп­равления.

к

Кроме того, выделяются общенациональные типы информаци­онного лоббизма, позволяющие учитывать всю гамму специфи­ческих проявлений данного способа установления коммуникации в отдельных странах. Рассмотрим особенности этого типа инфор­мационного взаимодействия на примере нашей страны.

В современном российском обществе информационный лоб­бизм формировал свои коммуникации в рамках общей страте­гии бизнеса в публичной сфере. С середины 80-х годов прошло­го века (когда начались процессы перераспределения государ­ственной собственности в пользу советской номенклатуры) стали распространяться формы прямого и внутреннего лоббиз­ма, решавшего проблемы, в основном связанные с перерасп­ределением материальных ресурсов. В конце этого десятилетия начала формироваться и практика размещения крупными эко­номическими структурами заказных материалов в СМИ. За срав­нительно небольшую плату фирмы размещали благоприятную для себя информацию, которая сигнализировала об их намере­ниях, целях и позициях, оказывая тем самым давление и на конкурентов, и на структуры государственного управления. Впоследствии эти формы деятельности отечественных инвес­торов были дополнены стратегиями овладения СМИ. Причем если первые владельцы СМИ относились к ним как к форме второстепенного бизнеса, то крупные бизнесмены второго по­коления рассматривали их уже как наиважнейший инструмент политического давления на власть и опережения конкурентов. Можно сказать, что выборы Президента России в 1996 г. по сути создали уже единый механизм власти, при котором медиа-владельцы интегрировались в систему государственного управ­ления, а СМИ стали главным проводником их интересов по отношению и к государству, и к обществу. Впрочем, дальней­шая практика показала различие интересов власти, бизнеса и СМИ. Поэтому установившийся механизм власти и управления продержался только во время этих выборов и короткого пери­ода последующего развития. Затем союзы СМИ, медиавладель-цев и политической части правящего класса приняли более праг­матичный и инструментальный характер. Лоббизм же, став едва ли не основным способом решения проблем, возникавших между бизнесом и властью, вновь начал применять для дости­жения своих целей более привычные — непубличные методы. Использование силы общественного мнения, «господство в эфире» представлялось не вполне и не всегда эффективным, и потому эти способы формирования информационных потоков

12-4386

уступили место теневой стилистике налаживания контактов. По мере развития информационной базы общества лоббизм стал распространяться на сферы культуры, образования и науки. В настоящее время информационный лоббизм доминирует в про­странстве принятия решений, формируя господствующие там коммуникации и способствуя установлению контактов бизне­са и государственных чиновников.

Каждый из названных типов информационного лоббизма пользуется своими методамиустановления коммуникации. Так, для прямого лоббизма наиболее характерны личные встречи, в кото­рых существенное место принадлежит невербальным способам информирования, лучше других передающим смысл конфиден­циальной информации; для косвенного — взаимодействие со СМИ с присущими им техниками контактирования с массовыми ауди­ториями; для внутреннего — формы делового общения со всем набором формальных и неформальных приемов влияния на оппо­нента (например, распространение «деловых слухов», т.е. новостей, исходящих из вышестоящих для реципиента структур), и т.д. Эти методы либо представляют собой легальные средства воздействия на ЛПР, либо находятся за рамками закона.

Нацеленность лоббизма на решение конкретных управленческих задач позволяет выделить и некий алго­ритм этого типа информационной деятельности, или перечень взаимосвязанных действий и процедур, позволяющих ему уста­навливать надежную коммуникацию с ключевыми фигурами в сфере принятия решений.

В качестве первой ступни такого цикла следует выделить офор­мление интереса,т.е. придание потребности лоббистов такой субъек­тивной формы, которая могла бы привлечь внимание КЛПР и потенциально была бы способна вызвать его положительную от­ветную реакцию. Одновременно такая форма должна органично встраиваиваться в систему принятия решений, избегать серьезных конфликтов с этой средой, т.е. соответствовать принятым здесь нормам, традициям, своеобразному этикету взаимоотношений в политико-административной среде.

Второй этап — определение ключевого лица в системе принятия решений и поиск эффективного канала передачи ему информации.Выбираемый способ передачи сообщений должен не только выст­раиваться под конкретного КЛПР, отражать его предпочтения в получении информации, но и минимизировать возможности

i

возникновения «шума». Поскольку передаваемая информация за­частую носит конфиденциальный характер и содержит немало тон­ких аргументов, придающих сообщению целевой характер, утрата даже незначительного числа таких смыслозначимых компонентов текста может привести к нарушению и обрыву коммуникации. Та­кие требования к выбору канала тем более основательны, что лоб­бистам нередко приходится действовать в рамках двух-, трехуров­невой или даже более сложно организованной системы отноше­ний между отдельными звеньями системы управления и при этом использовать различные — печатные, цифровые или другие — спо­собы передачи информации.

Следующий этап — настройка информационных контактов.Эти задачи предполагают более точное, скорректированное сложив­шимися обстоятельствами согласование интересов лоббистов и КЛПР, а также «прочищение» каналов связи, минимизацию «шума», способного помешать взаимодействию сторон. Одновре­менно при решении этой группы вопросов коммуникатор пытает­ся исключить расслоение инфопотока, т.е. поступление информа­ции каким-то иным, косвенно участвующим в этом общении кон­трагентам (например, сослуживцам, техническим сотрудникам аппарата КЛПР и т.д.). За счет осуществляемых здесь операций начальные попытки вхождения в контакт способствуют установ­лению устойчивой коммуникации. Другими словами, коммуници-рование трансформируется в коммуникацию, устойчивую форму общения партнеров.

Далее необходимо поддержание установившихся контактоввплоть до окончательного решения вопроса, т.е. поставленной уп­равленческой задачи. Учитываются динамика внешней среды, воз­можное изменение интересов лоббистов и требований КЛПР. Не­редко временной период, в рамках которого реализуется конкрет­ная задача, резко сокращается, что порой ставит под угрозу первоначально установленные контакты между лоббистами и КЛПР. Например, о содержании предполагаемой сделки узнают конку­ренты или же выясняются непрогнозировавшиеся последствия, которые делают намечающуюся операцию нецелесообразной. В слу­чае сохранения заинтересованности сторон в коммуникации тре­буются дополнительные действия по поддержанию установленных контактов, устранению рисков в самый ответственный период вза­имодействия сторон.

Понятно, что такие обстоятельства обусловливают необходи­мость охраны коммуникации.На этом этапе лоббисты предприни­мают действия, нацеленные на создание информационной защи-

12*

ты своих деловых взаимоотношений как от конкурентов, так и от прямых противников.

Заключительный этап коммуникационного цикла информаци­онного лоббизма — выход из установленных контактов. Предпола­гается, что установленные информационные связи в силу реше­ния задачи теряют функциональный характер и должны быть пре­кращены. Это позволяет направить усилия и ресурсы лоббистов на иные ключевые фигуры в системе принятия решений. Однако при этом нужно сохранить у КЛПР, условно говоря, позитивную па­мять о существовавших связях, чтобы при необходимости легко войти с ним в новый контакт. В то же время такие действия предо­ставляют возможность сохранить и повысить деловую репутацию самих лоббистов.

В России круг возможностей для такого типа информаци­онного влияния уже, чем на Западе, так как у бизнес-структур меньше доступа к ТВ, чем у государства, владеющего конт­рольным пакетом акций ОРТ, РТР, НТВ. По неофициальным подсчетам, на проведение одного законопроекта западные неф­тяные компании тратят в среднем от 1 до 20 млн долларов. Причем часть из этих средств идет на работу со СМИ. По дан­ным отечественных специалистов, крупнейшие российские ком­пании тратят меньше, например, в 1998 г. «Транснефть» на оплату информационных материалов в прессе израсходовала 485 тыс. долларов. В целом же с учетом посреднических услуг в конце 1990-х годов размещение сообщения в АПН, АИФ-Но-вости стоило 200-3000 долларов, а в Интерфаксе 500-800. При­чем такая информация могла в дальнейшем послужить пово­дом к появлению небольшой серии статей. Продолжающаяся же серия статей стоила уже от 5 тыс. долларов. При решении оплаты таких услуг главным критерием был и остается охват аудитории. Поэтому самыми желанными для бизнеса в настоя­щее время являются возможности таких информагентств, как Интерфакс, РИА-Новости, Прайм-ТАСС, а также специали­зирующихся на экономической информации: Росбизнескон­салтинг, Финмаркет и др.

Информационный терроризм Информационный терроризм так­же представляет собой предельно

персоналистскую форму коммуникации, организуемую «под ре­ципиента». Однако эту разновидность данного типа установления коммуникации отличает направленность на нанесение реципиен­ту того или иного ущерба. Именно эта целевая установка форма-

тирует его информационные послания, заставляет коммуникатора выбирать место и время распространения информации и установ­ления контактов.

Отличительные черты информационного терроризма связаны с его публичным характером и стремлением к максимизации ком­муникационного эффекта. Даже если насильственные (угрожаю­щие) действия предпринимаются по отношению к какому-то кон­кретному лицу, они все равно рассчитаны на публичную огласку и оказание воздействия на широкую, в том числе и массовую ауди­торию. Например, подрыв машины судьи, представителя полиции или госадминистрации, даже если его непосредственная цель — устранение, всегда направлен на получение масштабного соци­ального отклика общественного мнения. Чаще же всего такие ак­ции и представляют собой не что иное, как форму давления на общественность, попытку запутать население региона или страны в целом. А потерпевший оказывается лишь средством, позволяю­щим террористам решать более масштабные задачи.

Таким образом, в информационном терроризме расчет делается именно на информационные последствия злонамеренных или насиль­ственных акций. Поэтому данный метод организации дискурса явля­ет собой как бы двухступенчатую процедуру установления полити­ческих коммуникаций. Первоначально организуется общественный резонанс, а затем устанавливаются контакты с широкой социаль­ной аудиторией, от которой террористы пытаются добиться нуж­ного им изменения позиций и даже соответствующих поведенчес­ких действий. (Вспомним, к примеру, как родственников захва­ченных в театральном центре на Дубровке заложников вынудили устроить демонстрацию «против войны в Чечне».)

Как правило, самое распространенное средство оказания та­кого воздействия на социальную аудиторию — нагнетание страха. На эту реакцию и рассчитывают террористы, так как в результате создается атмосфера напряженности, нарушены функции государ­ственных органов.

Такие установки террористов обусловливают особую тактику применения информационных процедур. Как правило, на перво­начальном этапе установления характерного для них типа комму­никации происходит скрытое накопление и концентрация (в оп­ределенном месте и в определенное время) данных. После совер­шения террористического акта, напротив, делается все, чтобы усилить его общественное звучание. В ход идут заявления для прес­сы, распространение видеокассет, интервью и другие формы ком­ментирования случившегося. Эти способы информирования при-

званы — даже если какая-то организация не берет на себя ответ­ственность за содеянное — объяснить смысл произведенного на­силия и спровоцировать реакцию правящих структур и обществен­ного мнения. Используется любой повод для придания информа­ции публичного характера, возбуждения общественного интереса, тиражирования сведений.

Эта универсальная черта информационной тактики террорис­тов модифицируется в зависимости от типа осуществляемых ими акций. Одно дело, когда такие акции связаны с применением силы и физического насилия, и другое, если применяются методы пси­хологического давления (например, используется информация, способная устранить ту или иную политическую фигуру с арены публичной власти). В последнем случае, если такой «тяжелый» ком­промат становится орудием шантажа и приводит к «добровольной отставке» этого политика, придание этому факту общественного резонанса может и не потребоваться.

Своими особенностями установления политических коммуни­каций обладает внутринациональный и международныйтерроризм, региональныйи местный, индивидуальныйи коллективный,пре­следующий криминальные и политические(национальные, рели­гиозные) цели. Особые информационные технологии использует мобилизованныйи добровольческийтерроризм. Если террористи­ческую тактику берет на вооружение отдельное государство (госу­дарственныйтерроризм), этот способ информационной деятель­ности обретает черты и свойства институализированной полити­ческой линии, подкрепленной соответствующими масштабными ресурсами. Однако ярче всего информационный терроризм пред­ставлен в деятельности отдельных организаций.Именно здесь на­шли свое классическое воплощение характерные для терроризма приемы поведения в информационном пространстве.

Наряду с сохранением ряда харак­терных для информационной дея­тельности террористов XX и даже XIX в. особенностей складываются

некие новые, в том числе и качественно отличные ее параметры. В значительной мере это обусловлено изменениями самой терро­ристической деятельности, ее места и роли в современном мире. Ученые и эксперты отмечают качественные изменения, позволя­ющие говорить о формировании терроризма «нового типа», носи­тели которого обладают особенной мотивацией, специфическими средствами и тактикой применения информационного оружия.

Например, из-за возросшей технической оснащенности тер­рористов, возможности применения ими биологического, хими­ческого и даже оружия массового уничтожения в корне измени­лось отношение к ним отдельных государств и всего мирового сооб­щества. После трагедии 11 сентября 2001 г. люди стали даже преувеличивать значение и масштаб отдельных террористических ак­ций. Все это говорит о том, что качественно изменился информа­ционный фон, на котором высвечиваются и получают оценку та­кого рода действия. Повышенное внимание к террористическим акциям и даже драматичность их восприятия повлияли на духов­ную атмосферу общества, оно стало более восприимчивым и про­ницаемым для информационных целей террористов. Последним иногда не требуется даже прикладывать особых усилий для озна­комления общества со своими целями. Оно само с нетерпением ждет таких материалов. Неудивительно, что кассеты с записью ре­чей руководителей «Аль-Каиды» крутятся по всем мировым теле­каналам, их интервью сразу же попадают на первые полосы газет и становятся мировыми новостями. Пассажи этих речей, цели и задачи исламских фундаменталистов постоянно комментируются СМИ. Общество невольно само продуцирует интерес к этой тема­тике, в результате чего информационно-политическое значение терроризма постепенно возрастает, а создаваемые им коммуника­ции расширяют свое влияние.

Наряду с этим продолжает действовать и достаточно традици­онная тенденция, а именно — усиление связи терроризма с дея­тельностью экстремистских группировок (националистских, шо­винистских, религиозно фундаменталистских). Например, как вы­яснилось в ходе следствия по факту атаки зданий Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, террористическая организация Аль-Каида была «зонтиком» для целого ряда группировок, в том числе Хэзболлы (Ливан), Исламского джихада (Египет), Вооруженной исламской группы (Алжир) и некоторых других.

Возрастают организованность и законспирированность действий террористов, повышается их финансовое обеспечение, что зат­рудняет борьбу с ними. В значительной степени это обусловлено заинтересованностью экономических или политических сил, кото­рые помимо собственно идеологических (религиозных, политиче­ских, националистических и пр.) причин пытаются использовать террористическую деятельность для дестабилизации положения, что­бы сорвать экономический проект конкурентов и способствовать продвижению своих интересов.

Имеющиеся в их распоряжении средства дают террористам возможность подкупать политических деятелей и журналистов,

приобретать радиостанции и газеты. В этих целях активно исполь­зуются и диаспоры в разных странах. При помощи их совместных усилий либо прославляются «подвиги» защитников ислама, либо как минимум смягчается общественное мнение, легитимизируют­ся цели террористов, им создают паблисити (связывая, например, их деятельность с защитой неких «принципов» и «нравственных ценностей», культурного наследия). Это создает благоприятный информационный фон для деятельности «борцов за свободу» Чеч­ни, «узников совести» из баскской организации ЭТА, «мирных католиков» Ольстера и т.д.

Например, часть получаемых от международных террористи­ческих организаций средств чеченские сепаратисты направляли на ведение информационных акций против федеральных сил. Одна из операций такого рода получила название «Лифт». В ее рамках в числе прочего предусматривалось создание официального инфор­магентства, а также телекоммуникационной сети и печатных из­даний, которые должны были распространять в России и за ру­бежом нужную полевым командирам информацию.

Сегодня де-факто создаются и международные информацион­ные глобальные сети террористов. Это позволяет группировкам ук­реплять взаимопомощь, повышать качество планирования своих действий, их координацию в мировом масштабе, осуществлять крупные международные операции. Процесс интернационализа­ции террористов проходит на фоне агрессивного отрицания ими международных норм жизни. Они активно используют всевозмож­ные информационные технологии, способные донести до обще­ственного мнения их идеи и оценки.

Примером такого типа скоординированных операций ин­формационного терроризма может служить «атака против США», первыми актами которой была серия акций во второй половине и конце 1990-х годов, направленных против амери­канских посольств в Кении и Танзании, авиабазы и учебно-тренировочного центра в Саудовской Аравии, попытка под­рыва Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Причем воп­реки традиции ни одна организация не заявила официально о своей ответственности за данные акции, не были также выдви­нуты ясные требования и цели, за исключением невнятного обещания «повсеместно преследовать американские вооружен­ные силы и наносить удары по интересам США».

Новые информационные возможности терроризма заставляют говорить и о постепенном вытеснении на периферию образа и стиля деятельности, если угодно, традиционного профессионального террориста — идеологически мотивированного, действующего в соответствии с конкретной политической повесткой, вооружен­ного взрывчаткой и поддерживаемого государствами-спонсорами. Современный террорист — этот тот, кто способен наряду с таки­ми действиями вести и сетевую войну, при этом его мотивы гораз­до меньше идеологизированы. В значительно большей степени тер­роризм делает сегодня ставку на использование в своих целях «лю­бителей». Это затрудняет деятельность разведслужб, так как подготовка к акциям носит чрезвычайно скрытный характер.

Появление новых методов в деятельности террористов, усиле­ние их ресурсного потенциала требуют адекватных методов борь­бы с этим явлением, заставляют государства совершенствовать на­циональные законодательства, повышать координацию своих дей­ствий. На совещании «восьмерки» в июне 2003 г. было принято решение о создании специального международного органа по борь­бе с международным терроризмом. Но ни такие специальные струк­туры, ни отдельные государства не справятся с терроризмом, если люди не будут бдительнее, а их реакция на проявления насилия, деятельность всех тех, кто прикрывает насилие идеологическими и иными целями, не станет более жесткой.

Вопросы для обсуждения

1. Почему политическая реклама занимает ведущее место на совре­
менном информационно-политическом рынке?

2. Есть ли какие-либо ограничения в заимствовании приемов полити­
ческой рекламы, используемой в одной стране, политиками другого го­
сударства?

3. Существуют ли универсальные приемы повышения эффективности
политической рекламы?

4. Имеются ли у информационного лоббизма только ему присущие
технологии установления политических коммуникаций?

5. Каковы способы защиты от информационного терроризма?

Рекомендуемая литература

Борисов Б. Л. Технологии рекламы и ПР. М., 2000.

Землянова Л. Н. Реклама в период гиперсигнификации // Вестник МГУ. Сер. 10. Журналистика, 1995. № 3.

Зудин А. и др. Финансово-промышленные группы и конгломераты в эко­номике и политике современной России. М., 1997.

Егорова-Гантман Е. и др. Политическая реклама. М., 1999. Колобов О. А., Ясенев В. Н. Информационная безопасность и антитеррори­стическая деятельность современного государства. Проблемы право­вого регулирования и варианты их решения, Нижний Новгород, 2001. Лисовский С. Ф. Политическая реклама. М., 2000.

Мошкин С. В. Политическая реклама: Пособие для начинающих полити­ков. Екатеринбург, 1994.

Ольшанский Д. В. О группах влияния и некоторых «влияющих» в российс­кой политике // Бизнес и политика, 1995, №11. Система представительства российского бизнеса: формы коллективного

действия, М., 1997.

Федотова Л. Н. Реклама в социальном пространстве. М., 1996. Шестакова О. В. Информационные технологии современного лоббизма //

Теория и практика управления: новые подходы. М., 2003. Bogart L. Advertising // International Encyclopedia of Communications / Ed. by

E. Barnow, G. Gerbner, W. Schramm, T. Worth. N.Y.; Oxford. 1989. Jordan G.,Malonely W. Accouding for Public Interest Participation // Political

Studies. 1996. Vol. XLIV. Schmitter Ph., GroteJ. The Corporatist Sisyphus. San Diego, 1997.

В информационном пространстве политики наряду с маркетинговы­ми и немаркетинговыми способа­ми организации дискурса существу­ют и такие, которые включают в

себя разные методы поддержания коммуникации. К подобным син­тетическим (смешанным) способам организации информацион­ного взаимодействия относится смеховая коммуникация.

Ее природа связана с проявлением комического содержания политического текста, которое служит основанием для контактов между людьми. Комическое же является показателем некоего внут­реннего несоответствия в обсуждаемом (отображаемом) явлении. ; Это может быть несоответствие формы и содержания (толстый человек говорит тонким голосом), противоречие функции (зада­чи) и роли (ее осуществления). К примеру, официальное лицо совершает несвойственные его статусу действия. Комическое про­воцирует юмористическую реакцию потребителя информации, что вызывает его смех, улыбку и иные аналогичные реакции, которые и делают возможной особую, смеховую форму контактов полити­ческих акторов в пространстве власти.

Немаркетинговые свойства такого типа коммуникации обус­ловлены тем, что комическое представляет собой внутренний ком­понент любых политических текстов и тем самым выражает их потенциальную способность провоцировать юмористическую ре­акцию потребителей информации. Как отмечал А. Бергсон, коми­ческое не существует вне человеческого'. И уж тем более это применимо к таким «достижениям» человечества, как государство и политика. Человек, даже в борьбе за власть, не утрачивает при-

сущей ему способности видеть смешное в любых областях жизни. И это не случайно. Ведь политика представляет собой форму взаи­модействия различных социальных групп, каждая из которых по-своему интерпретирует сообщения партнеров и конкурентов, в том числе выделяя в их посланиях комическое содержание. Таким об­разом, всегда имеется возможность юмористической интерпрета­ции даже тех сообщений, которые не представляют собой специ­ально сформированных шутливых посланий.

«Политический смех... является производным от смеха во­обще. Поскольку, судя по всему, смех появился раньше, чем власть, государство и политика, то скорее всего рождение сме­ховой стихии либо совпадает с появлением политики, либо хронологически следует за ней... естественным образом транс­формировавшись из бытовой смеховой стихии»².

По этой причине политические тексты уязвимы для юморис­тической интерпретации их содержания, а смех в политике тота­лен и всеобщ. Так что в политических текстах всегда независимо от их юмористической ценности прямо или косвенно, открыто или неявно присутствует комическое содержание. Причем комическое восприятие политической информации приводит к тому, что не­редко смех является реакцией даже на отсутствующий текст.

Смех привносит в политику игровой момент, некую несе-^ рьезность, позволяющую человеку даже в драматические мо­менты сохранять оптимизм, понимать условность любых «судь­боносных решений». Профессионалам-политикам смех и юмор помогают сохранять человечность и жизнелюбие. Это как нельзя лучше иллюстрирует высказывание английского политика Уин-стона Черчилля о предназначении политических деятелей, по­лагавшего, что те «должны уметь предсказать, что произойдет завтра, через неделю, через месяц и через год. А потом объяс-I нить, почему этого не произошло».

Таким образом, органичность смеховой реакции в социальном и политическом пространствах демонстрирует немаркетинговые особенности смеховой коммуникации. Они связаны с тем, что политические тексты неизбежно являются носителем комическо­го, а юмор выступает в качестве особой, внутренне принадлежа­щей реципиенту технологии осмысления информации, диагнос­тики и постоянной ревизии сообщений.

Можно даже сказать, что юмор — это специфический способ освоения человеком мира политики, составная часть политичес­кой социализации личности. Благодаря этому смеховая коммуни-

кация в политике возникает постоянно, превращаясь в элемент повседневности, неискоренимое свойство политических взаимо­отношений людей и самой сферы власти. Поскольку человек поли­тический имеет возможность юмористического прочтения любой информации, смеховая коммуникация выступает как неизменная составляющая политической сферы. Шутка и юмор способны вы­полнять те же функции политической оценки, анализа и прогно­за, что и теоретические формы политической рефлексии. Смехо- , вая коммуникация может весьма эффективно создавать имиджи \ политических деятелей, а также решать иные универсальные зада­чи в сфере политики.

Как некая самостоятельная форма отношения к миру смеховая коммуникация способствует формированию в политическом про­странстве особого, параллельного квазимира, с собственными нормами, персонажами, виртуальными имиджами. А в ряде случа­ев смеховая стихия выступает даже некой формой дознакового освоения человеком пространства политики.

Как базовая реакция на комическое в тексте юмор служит не­искоренимым источником постоянно воспроизводящихся поли­тических контактов, саморазвертывания смеховой стихии в поли­тике. Став элементом публичной политики, юмор, по образному j выражению А. Дмитриева, превратился в «пятую ветвь власти».

Однако зададимся вопросом: возможны ли ситуации или от­дельные политические послания, которые не могут быть подверг­нуты осмеянию? Ведь юмористической оценке подвергаются по­рой и символы государства, и нормы господствующей идеологии и морали, и личные качества политиков, и физические недостат­ки вождей, их поступки. Люди шутят о таких вещах, которые кому-то представляются святыми. Конечно, общество и государство пытаются некоторым образом ограничить распространение такого поверхностного отношения к важнейшим для них явлениям.

Например, во Франции общественность очень негативно реагировала на попытки лидера ультраправых Ле Пэна пошу­тить в одной из предвыборных речей насчет газовых печей и крематория. Так же отрицательно к этой тематике относится и немецкое общество. В советском обществе долгое время непри­личными считались анекдоты про Ленина. Правда, нормы офи­циальной морали действовали не слишком эффективно, и шутки про руководящую роль КПСС звучали даже с эстрады. Вспоминаются ставшие почти легендарными знаменитые ело- ^ ва одной из интермедий А. Райкина: «Прошла зима, настало [ лето — спасибо партии за это».

Шутки живут даже в критических и трагических ситуациях, даже когда создается угроза жизни человека. Например, на фронте существовало множество анекдотов про «смерть-старушку», про солдата, по глупости подставившегося под пулю, и т.д. Одним сло­вом, юмору, осмеянию подвержены все политические акты и про­цессы, без каких-либо ограничений.

i И все же можно говорить, что у политического юмора есть И определенные границы. Правда, это касается не тематики и не са­мого предмета, а скорее ситуации возникновения смеховой ком­муникации. Так, если у человека парализованы сознание и воля или он испытывает страх, не дающий возможности думать ни о чем другом, кроме выживания, безопасности, сохранения жизни, тогда смеховая реакция невозможна. Поэтому, к примеру, на фронте анекдоты появляются только после того, как люди привыкают к новой ситуации. Не случайно специалисты говорят о феномене отложенного смеха,когда то, над чем боялись смеяться вчера, се-f годня уже не ограничивает проявление юмора.

Итак, выявляя смысловые несоот­ветствия в политических текстах, юмор представляет собой способ его

внутреннего форматирования, постоянную форму сопровождения в информационном пространстве власти. Однако у смеховой ком­муникации существуют и маркетинговые свойства, которые и со­здают возможность целенаправленного использования юмора для создания и разрушения имиджа, развенчания харизмы оппонента или усиления чьей-то репутации и т.д.

Эти параметры смеховой коммуникации обусловлены специ­фическими чертами и свойствами политических текстов. В частно­сти, юмор и смех вызываются не столько исходной информацией, сколько реакцией реципиента. Следовательно, именно потребитель информации оценивает юмористическую ценность конкретного текста. Поэтому и смеховая коммуникация зависит от того, возникает ли юмористическая реакция у конкретного актора по отношению к тому или иному тексту. Поскольку такую оценку могут дать не просто люди, обладающие чувством юмора, а лишь те, кто чувствует коми­ческое в конкретном политическом сообщении, смеховая комму­никация может складываться только с определенными контрагента­ми и по столь же определенному поводу.

Все сказанное относится и к содержанию коммуникации. Ведь юмористическая ценность текста обусловлена возможностью ре­ципиента переинтерпретировать его исходное содержание. Юмор как особая форма декодирования политических посланий, дает

возможность выделить в них скрытые смыслы, а следовательно, и/ перепозиционировать освещаемые в текстах политические проблемы. * И даже если такие послания существуют в иносказательной фор­ме, некоторые люди могут найти в них основу для смеховой ком­муникации. И наоборот, невозможность выделения комического оставляет исходные смыслы текста свободными от юмористиче­ских интерпретаций.

В масштабах общества юмористическая реакция и смех зависят от политической культуры, используемого языка и особенностей лексики, распространенной в данном социуме. Это означает то, что соответствующее этим культурным нормам способно проду­цировать смеховую реакцию. Для политических аудиторий, ориен­тированных на иное культурное прочтение того же текста, сооб­щение может быть абсолютно нейтральным. Так, интернациона­листу кажутся смешными многие националистические тезисы (т.е. то, что для людей, склонных к абсолютизации национальной ис­ключительности, представляется едва ли не святым). И наоборот. Таким образом, для придания смеховой коммуникации универ­сального характера юмор нуждается в переводе, таком оформле­нии комического, которое могло бы быть понято различными со­циокультурными общностями.

В фильме «Покаяние» рассказывается о сталинских репрес­сиях, которым подвергались люди не только под надуманными, но и нередко абсолютно абсурдными предлогами. Например, кого-то обвиняли в желании сделать подкоп из Грузии под Кремль, чтобы совершить там террористический акт. Однако, несмотря на фантастичность и комичность такого обвинения, в то время и в определенной социальной среде подобные оценки многими воспринимались серьезно и рассматривались как вполне возмож­ные мотивы задуманных преступлений.

Столь же убийственно для политического юмора и течение вре­мени. Как только проходило время, когда текст вызывал юморис­тическую реакцию, смех исчезал из данной коммуникации, ибо люди, утратив былую чувственную реакцию, уже заново интер­претировали то же событие.

Вряд ли советские анекдоты могут рассмешить современ­ную молодежь, которая если и знает знаковые фигуры про­шлого, но не знакома с их привычками, над которыми под­трунивали современники, а еще важнее — находится вне того контекста, который и придавал всем этим индивидуальным проявлениям стиля деятельности комические характеристики.

Не случайно некоторые даже одиозные черты этих политичес­ких лидеров — например, стиль речи Л. Брежнева, его герон-тократические манеры правления, формы поведения — у мно­гих молодых людей сегодня вызывают если не сострадание, то нейтральное отношение.

Так что зависимость юмористической реакции от состояния реципиента и контекста, а самого факта выявления комического — от способностей и характера аудитории превращает смеховую коммуникацию в разновидность случайно складывающихся кон­тактов, т.е. того дискурса, который возникает только при прочте­нии текста в определенное время и в определенном месте. В любом случае смеховая коммуникация складывается в политико-инфор­мационном пространстве исключительно в рамках контактов с людьми, способных увидеть комическое в содержании текстов. Причем, даже возникнув, она не всегда обретает публичный ха­рактер, довольствуясь менее масштабными — например, корпора­тивными или межличностными — формами и каналами распрост­ранения.

Зависимость смеховой коммуникации от качеств реципиента и состояния среды дополняется и тем, что решению различных по­литико-управленческих задач соответствуют разные типы смехо­вой реакции.Так, для достижения одних целей используются воз­можности легкого юмора, облегчающего взаимодействие сторон и позволяющего самоиронии сближать позиции агентов поля полити­ки; для решения более сложных вопросов требуются уже ресурсы сатиры, грубого юмора. Чтобы «раскачать» толпу, приходится при­бегать к грубоватым шуткам, брутальному и площадному юмору. I Политический смех обладает крайней ситуативностью,возникая в связи с самыми актуальными поворотами повестки дня, текущи­ми событиями. Эта черта политического юмора, пожалуй, самая ос­трая и подвижная, как и любая мимолетная реакция на события.

У нас в стране всегда ходили политические анекдоты о раз­личных государственных деятелях, героях, вождях или же ти­пичных представителях народа (как, к примеру, про Петьку и Анку-пулеметчицу из серии анекдотов про Василия Иванови­ча Чапаева). Но подлинным кладезем современной юмористи­ки был и остается Л. И. Брежнев. Про него рассказывали мно­жество анекдотов. Например, в тексте его выдуманной речи обыгрывалась неискоренимая страсть первого лица государства к самовозвеличиванию: «Я — стар. Я — очень стар. Я — супер­стар». Политические анекдоты сочиняются не только о личнос­тях. Стоит возникнуть какому-то явлению, и оно тут же обраста-192

ет анекдотами и шутками. Например, актуальная тема корруп- * ции: «Не воруй. Правительство не любит конкуренции». Можно I взять в качестве примера и произошедшее объединение партий «Единая Россия» и «Отечество». Этот факт дал повод острякам ввести обозначение члена такой организации — «едиот». Как толь­ко В. Грызлов был избран лидером партии «Единая Россия», он тут же (хотя за такую игру слов несколькими годами раньше можно было угодить под статью уголовного кодекса) получил кличку «медведь гризли» (медведь — символ этой партии). А вот как юмористы отреагировали на 65-летний юбилей посла Рос­сии на Украине В. С. Черномырдина:

Черномырдина поздравил Россиянин и хохол. Вот кого язык прославил И «до Киева довел»!

Каждый политический актор по-своему поддерживает смехо­
вую коммуникацию. Есть такие особенности и у государства. К ним,
например, можно отнести то, что представители органов власти и
управления вообще редко используют такого рода технологии ком­
муникации. А если и прибегают к ним, то выбирают крайне лег­
кую форму, ибо во власти специально никто не шугит, здесь юмор
находится как бы в институциональной «резервации» (В. Разуваев).
В Древней Греции и Риме было распространено ритуальное выс­
меивание полководцев, направленное на то, чтобы снизить на­
родное недовольство властью, «выпустить пар» из котлов социаль-
ного протеста. "* ~~~

Правда; некоторые политические лидеры, как свидетельствует история, поддерживали распространение анекдотов и даже сами сочиняли их о себе — легкие, не затрагивающие репутацию, но спо­собствующие повышению их популярности. Это превращало юмор в орудие наращивания политического капитала. Видимо, из-за опас­ности разжигания слишком горячих эмоций специально, как особая коммуникация, смех в сфере власти используется политиками и го­сударственными деятелями крайне редко, хотя в рамках отдельных политических кампаний многие лидеры осознанно применяют юмор и смех в качестве стратегического приема. Например, Геббельс или бывший президент Финляндии У. К. Кекконен сами распространя­ли о себе беззлобные анекдоты для повышения популярности. Кан­цлер ФРГ К. Аденауэр очень обижался, когда про него не сочиня­ли анекдоты и сатирики о нем забывали. И сегодня на сайтах раз­ных партий и отдельных деятелей можно найти анекдоты «от Володина» (руководителя фракции «Единой России»), «К. Боро­вого» и других политиков.

13-4386

Рассказывают, что на XIX съезде КПСС в отчетном докладе прозвучала фраза, которую якобы вписал лично Сталин: «Нам советские Гоголи и Щедрины нужны». На что юморист того времени Ю. Благов ответил такой эпиграммой:

Я за смех. Но нам нужны

Подобрее Щедрины.

И такие Гоголи,

Чтобы нас не трогали.

Государство вынуждено развивать развлекательную индустрию, а следовательно, и поддерживать индустрию политического смеха. Во многих странах существуют специальные телепередачи типа «Кук­лы», «Запрещенный сыр», различные ток-шоу, спедиальные газет­ные колонки, где применяется соответствующий стиль освещения политических событий. (Правда, нередко таким технологиям далеко до уровня народного юмора.)

Известный в середине 90-х годов XX в. политик Б. Федоров однажды провел полемику на телевидении с... фотографией своего оппонента, тогда председателем правительства В. Чер­номырдиным. Федоров задавал фотографии острые вопросы и, не получив ответа, в итоге сказал: «Смотрите — не отвечает. Ну и бог с ним» и задвинул фотографию.

Современными героями анекдотов про политических лиде­ров стали и В. Жириновский, и В. Черномырдин, известный своим, только ему присущим лексическим стилем политиче­ской риторики. Например: «Ты слышал, Черномырдина выд­вигают на Нобелевскую премию? — А что, есть номинация "ораторское искусство"?»

Сложный характер смеховой ком­муникации нашел отражение в ее специфических функциях. В инфор­мационной сфере политики можно выделить целый ряд таких, решаемых юмором специфических задач.

Прежде всего стоит отметить когнитивнуюфункцию, предпо-| лагающую уточнение или выявление дополнительного смысла по-\ литических сообщений. Например, многие анекдоты показывают, как рядовые граждане прочитывают послания властей, в чем ви­дят скрытый смысл, проявление отношения правящего класса к интересам и нуждам народа.

Крайне важна и функция политической социализации.Она рас­крывает возможности индивида через юмористические оценки

отдельных явлений постигать мир политики, формировать собствен­ные оценки и прогнозы развития событий, совершенствовать свои политические качества и свойства.

Функция идентификациидемонстрирует возникновение в по­литике кратковременных неформальных объединений (т.е. людей, объединенных единой юмористической оценкой событий, или групп одинаково смеющихся людей) в политическом пространстве. Эти не совпадающие с другими политические общности помогают гражда­нам уточнять свои позиции и интересы. Одновременно составной частью процесса обретения идентичности является и осознание граж­данами политико-идеологической дифференциации общества, т.е. его разделения на «своих» и «чужих».

В начале 90-х годов XX в., когда противостояние консерва­тивных сил с демократическим лагерем в России было особен­но сильным, весьма большую популярность приобрел такой анекдот. Террористы врываются на съезд народных депутатов и кричат: «Где Ельцин?» «Агрессивное большинство» (т.е. кон­серваторы) показывает на него и тоже кричит: «Вот он!» Тогда террористы обращаются к Ельцину и говорят: «Борис Никола­евич, пригнись, пожалуйста!» и бьют пулеметной очередью по депутатам.

В социальном плане крайне важна и функция сближения влас­тных уровней,предполагающая размывание границ между правя- ( щим классом и рядовыми гражданами, верхами и низами, госу- / дарством и обществом. В этом смысле смех выступает как своеоб­разная реакция на диспропорции общественного положения властвующих и подвластных. Люди на протяжении веков исполь- 1 зовали смех для преодоления властной асимметрии в обществе.' Именно прибегая к юмористической интерпретации действий вла­стей, люди пытались и пытаются преодолеть эту пропасть, как бы принизить верхи до своего положения. Такая установка на посрам­ление власти сочеталась с одновременным стремлением возвысить роль и значение рядового гражданина, «маленького человека».

Смех регулирует тональность этих отношений, влияет на дис­танцию между элитарными и неэлитарными слоями. И, как показы­вает практика, смех сближает людей разного социального положе­ния, занимающих различные позиции в политической сфере обще­ства. И хотя в определенные эпохи шутки и юмор считались уделом низших классов, в целом они неизменно способствовали усилению единства общества, укреплению его внутренней солидарности.

Известный русский лингвист М. М. Бахтин подчеркивал, что в средневековой Европе юмор выполнял важные социальные

13-

функции, в частности, помогал человеку выражать свое отно­шение к власти. Так, во время карнавала, надевая шутовские маски (аналоги российских образов Ивана-дурака, скоморо­ха), человек получал возможность не просто примерять иные социальные роли, но и безбоязненно критиковать власть. Та­кое переодевание, превращавшее простых людей в вождей, давало простор политическому юмору, той смеховой стихии, которая оставалась у населения единственным каналом выра­жения общественного мнения. Смех освобождал человека от внутренней цензуры, страха перед властью, священных запре­тов. Правда, с окончанием карнавала переодевание могло пло­хо закончиться. Но сохранявшиеся в народной памяти юмори­стические оценки оставались ориентиром эволюции их отно­шения к власти³.

Юмор и смех могут не только сближать людей или облегчать понимание проблем, но и наоборот. В одних случаях юмор смягчает конфликт, устраняет ненависть между его участниками, снижает ее интенсивность, а в других случаях —- ведет к обратным результатам и становится препятствием для налаживания коммуникации. Напри­мер, отдельные шутки или форма осмеяния могут способствовать компрометации человека (и даже отдельного органа власти), что ведет к «потере лица» и даже снижению политического статуса. При Ста­лине, например, «били смехом» «отдельные недостатки», «врагов народа», «мировой империализм», «сторонников «холодной вой­ны». При Брежневе — «тунеядцев», «диссидентов» и других про­тивников строителей «светлого будущего». И понятно, что такие смеховые эффекты не способствовали поддержанию контактов власти со слоями населения, олицетворяющими эти «пороки». А иногда смех становится основанием даже для политических реп­рессий. Эту двунаправленность смеховой коммуникации (диском-1 муникации) можно обозначить как результат осуществления ею V функции интеграции—дезинтеграции общества.

Возможно, имеет смысл особо выделить и критическуюпо от­ношению к власти функцию смеховой коммуникации. Такой под­ход имеет веские основания, поскольку мировая история не раз демонстрировала безнаказанность властей, зачастую декларатив­ный характер профессиональной деятельности политиков, часто обещающих, но не выполняющих свои посулы. Так что юмор в данном случае представляет некую форму стимулирования ответ­ственности власти и ее представителей. Народный юмор и остро­словие интеллектуалов могут иметь широкий резонанс в обществе. Постоянная нацеленность юмора на недостатки властей нередко

i

ведет к публичному бичеванию пороков и даже к побуждению само­критики у политических лидеров (как лекарства от преждевремен­ного «бронзовения»). В конечном счете это способствует самоочище­нию власти и общества. Существование этой функции подтвержда­ется наличием особой технологической единицы — макрекерской, т.е. разоблачительной, расследовательской журналистики.

Давно замечено, что политический юмор нередко концен­трируется вокруг правящих структур, их высших представите­лей: вождей, лидеров, правящих партий. Можно вспомнить, к примеру, политические кабаре в Германии и Франции XVIII в., где осмеивались типичные пороки власти и ее представители. Перед Великой французской революцией светское остросло­вие стало оказывать влияние на общественную жизнь: анекдо­ты про Марию Антуанетту и Людовика XVI выходили за рамки этого круга и распространялись в обществе, подготавливая по­чву для будущей революции. Аналогичные процессы можно отметить и в Советском Союзе, где в 1930-1940-е годы были полузапрещены романы Ильфа и Петрова, рассказы Зощенко, а в 1970-е годы даже передачи КВН, участники которого зло высмеивали существовавшие порядки. И, по мнению ряда уче­ных, такое положение не случайно. Как пишет А. Дмитриев в книге «Социология политического юмора», он «является реак­цией... на слишком большую концентрацию власти в обществе» и потому «служит примером своеобразной сублимации агрес­сии... высвобождением накопившейся агрессивности по отно­шению к высшей власти»⁴. Другими словами, юмор представ­ляет собой средство десакрализации как власти, так и полити­ков, низведения их до уровня обычных людей.

Смех ослабляет, а временами даже разрушает господствующую форму власти. Поэтому во многих политических системах власти страшатся смеха, видя в нем фактор, способный поставить под сомнение их силу и авторитет. Тоталитарные режимы вообще ста­раются изгнать неуправляемый смех из политики, организуя тер- i pop против его носителей. Демократизация увеличивает свободы ' граждан и тем самым гарантирует устойчивое присутствие смеха в политике, но смеховая коммуникация и здесь может испытывать проблемы. Конечно, смеющийся человек не может быть рабом, но в то же время свобода выражения мысли способствует тому, что юмор теряет свою остроту. Когда юмор не имеет препятствий, шутки становятся пошлыми и плоскими. В конечном счете смеховая ком­муникация внутренне трансформируется и даже обретает тенден­цию к вырождению.

В политико-информационном пространстве выделяется и ос­вобождающаяфункция смеха. Он придает людям дополнительную жизненную энергию, духовный заряд, социальную энергетику, позволяющие ощутить всю полноту существования. Наряду с этим смех несет освобождение и конкретным проблемам общественной жизни, которые, став предметом народных анекдотов и шуток, превращаются в вопросы для обсуждения в обществе. И потому они претендуют на легализацию, официальное признание, вклю­чение в повестку дня.

Юмор и шутка помогают людям расслабиться, снять психичес­
кую напряженность, включают естественные для организма меха­
низмы самозащиты от стресса. Это свойство юмора органично свя­
зано с присутствующими в нем элементами развлечения. Все ска­
занное позволяет выделить релаксирующуюфункцию юмора и
смеховой коммуникации.------------------ —-

Несмотря на многообразие форм и проявлений смеховой коммуника­ции, лежащий в ее основе полити­ческий юмор подразделяется на ряд устойчивых разновидностей. Так, некоторые исследователи, и в частности А. А. Галкин, систематизи­руют его проявления с точки зрения политической направленнос­ти, отношения к власти, выделяя атакующий, охранительныйи ней-I тральныйюмор. В данном случае содержание формирующейся на осно­ве этих оценок смеховой коммуникации вписывается в политические процессы, либо оппонирующие властвующему режиму, либо под­держивающие его и направленные против оппозиции.

Есть основания также говорить об официальноми неофициаль­номполитическом юморе. Первый поддерживается властвующими структурами, которые поощряют его распространение в государ­стве. Вторая разновидность больше характеризует смеховую сти­хию, рождающуюся в гуще социальной жизни и выражающую подлинное отношение населения к политическому режиму.

Весьма разнообразны жанровые формы политического юмора. Это и легкий юмор,и сатира,и эпатаж,и сарказм,и абсурдизм,и острословие,и насмешки.Они существуют в информационном про­странстве в виде анекдотов, эпиграмм, памфлетов, юмористических стихови куплетов, острот, карикатур, плакатов, шаржейи т.д.

Благодаря использованию таких общественных структур, как театр, кинематограф, книгоиздание и пресса, в любом государ­стве происходит институализация политического юмора, что ве­дет к постоянному воспроизводству смеховой стихии в информа­ционном пространстве социума. Такая общесоциальная среда по-

Как уже говорилось, в масштабе государства смеховая коммуникация представляет собой специфическую форму проявления национальной и политической культуры обще­ства. Несмотря на неоднородность смеховой коммуникации и ее зависимость от профессиональных, демографических и прочих фак­торов, продуцирующих различные пласты политического юмора, в ней всегда проявляются присущие данному обществу стереоти­пы, ментальные образы и традиции. А поскольку в юморе прояв­ляется национальная культура, смеховая коммуникация также су­ществует в границах этого поля и тем самым воспроизводит базо­вые ценности и ориентиры, нормы и установки данного социума. Развертывание смеховой коммуникации в обществе происходит под устойчивым воздействием институтов власти, традиций взаи­моотношений элитарных и неэлитарных кругов.

Национальные культуры демонстрируют различные формы юмора и отношения к нему со стороны властей. Например, не­сколько тяжеловесный немецкий юмор не служит препятствием для его широкого использования в публичной коммуникации. Да и официальная власть относится к юмору весьма поощрительно. В американской культуре всегда присутствует элемент самокрити­ки, юмористическая самооценка. Смех и юмор являются там не­пременными участниками повседневной коммуникации, воздей­ствия на людей силой примера. Политики не забывают о своей зависимости от общественного мнения и непременно используют в речи и выступлениях (особенно перед избирателями) элемент развлечения и даже игривости, легкости общения.

В российском обществе, несмотря на богатейшие национальные традиции и широкое распространение народного, низового юмо­ра, власти — и раньше, и теперь — больше побаиваются, чем поддерживают смеховые коммуникации. Конечно, на таком поло­жении сказываются некоторые довольно жесткие традиции отправ­ления власти, традиционный отрыв правящего класса от населе­ния. Можно вспомнить ряд исторических примеров, демонстриру­ющих сходные элементы отношения властей к политическому юмору: многовековой запрет скоморошества в России; организа­ция репрессий и политических преследований за распространение политических анекдотов в годы сталинского и брежневского ре­жимов; сегодняшние непрекращающиеся попытки убрать поли­тическую сатиру из массовой коммуникации. Весьма показательна

острая реакция современных российских властей на ряд юморис­тических передач. Так, после первых показов программы «Куклы» на канале НТВ в Государственной думе сразу стали раздаваться призывы закрыть канал. Серьезные проблемы испытывал и канал ТВС после едкой сатиры на чиновников, допустивших ошибки при разрешении ситуации с захватом заложников в московском теат­ральном центре на Дубровке.

Кстати, передача «Бесплатный сыр» на канале ТВС отклик­нулась на эти события такими частушками:

Мы в театре и в квартирах Сейчас живем, как на войне. Намочились по сортирам — Аромат по всей стране. Есть в России генерал, Чтобы никогда не врал? Это генерал Топтыгин. Он медведь и в старой книге.

Подобного рода факты убеждают, что у отечественных элитар­ных кругов на протяжении столетий выработалось собственное отношение к юмору и особенно к проявлениям народной смехо-вой стихии. Приверженцы «номенклатурного» стиля правления весьма болезненно реагируют на критический потенциал полити­ческого народного смеха. Власти до сих пор полагают, что профес­сия политиков слишком важна и ответственна, чтобы можно было «юморить», тем более подвергать ее публичному осмеянию.

Смеховая культура общества изобилует множественными фор­мами проявления юмора, которые наследуют богатые традиции ерничания, «дуракаваляния», шутовства, скоморошества и даже юродства. Такая смеховая народная стихия, отрицая серьезность как основу жизнеосуществления, вступала в противоречие с хри­стианскими традициями и нередко расценивалась как форма бого­хульства*. Много веков эти формы отношения к жизни были ис­точниками альтернативной, неофициальной культуры, фактором протестного поведения населения.

«Специфика России... заключалась не в том, что в середине тысячелетия у ее населения вообще не было политического смеха.

* По оценке специалистов, исследовавших Библию, в этой книге отсутству­ют факты, свидетельствующие, что Христос когда-нибудь шутил или смеялся. Не случайно в России смех почитался как порождение нечистой силы (сатанинский смех).

В ней действительно не было долгое время специфического юмо­ра "верхов" и политически активной части общества, зато су­ществовал политический смех, единый для всех социальных страт, пронизывающий страну снизу доверху, не только по­зволяющий ей говорить на одном языке, но и, если угодно, объединяющий ее политически... Его можно назвать народным смехом... И крепостной крестьянин, и посадские, и дворяне, и бояре, и царь использовали одни и те же подходы к юмору. Речь идет о широком применении в политической речи и в повседневной жизни русского народа пословиц и поговорок, имевших смеховой характер»⁵.