Введение

Информационные технологии за последние два-три десятилетия качественно преобразили облик современного мира. Средства и кана­лы доставки разнообразных сведений, созданные на основе компью­терных и межспутниковых систем связи, совершили подлинную рево­люцию в человеческом общении. Формируемые на их основе потоки сообщений создали трансграничную информационную сферу, кото­рая превратилась в самостоятельную область жизни со своими инсти­тутами, нормами, устойчивыми отношениями и связями. Сегодня эта сфера, став решающим рычагом преобразования экономики и куль­турного сотрудничества стран и народов и обретя собственные меха­низмы и технологии общения, качественно видоизменяет формы орга­низации власти и сам облик политического пространства. И хотя в российском — как и многих других — обществе этот процесс еще далек от завершения, некоторые тенденции развития информацион­ных процессов уже сейчас заставляют ученых и практиков говорить об их приоритетном значении по отношению к экономике, политике, праву, а также другим областям общественной жизни.

В любом случае развитие и широкое применение информацион­но-коммуникационных технологий воспринимается сегодня не только как необходимое условие повышения конкурентоспособности отече­ственной экономики, расширения возможностей ее включения в миро­вую систему хозяйства, но и как средство повышения эффективности государственного управления и местного самоуправления, дальнейше­го развития демократии. Залогом этого выступают реальное обеспече­ние прав граждан на свободный поиск и получение информации, мас­совое распространение технических средств, расширяющих возмож­ности участия населения во власти, а главное — органичное включение российского общества в наднациональные информационные связи.

В этой столь динамично изменяющейся информационной среде политические акторы начинают выстраивать новые взаимоотношения, вступают в непривычные для себя контакты, формируют новый стиль общения с властью. Интернет-технологии, создавая виртуальные про­странства и общности, предлагают государству, его партнерам и оп­понентам новые способы и методы взаимодействия.

Одновременно и сама власть, ее политические структуры и ин­ституты претерпевают существенные трансформации. Национальные государства испытывают потребность в новых технологиях власти и управления. Отправление государственной власти по технологиям on­line и «электронного правительства» постепенно становится приметой нашего времени. Государственные структуры начинают осваивать тех­нологии пиар*-коммуникаций, политической рекламы и другие со-

Все книги издательства «Аспект Пресс» на сайте www.aspectpress.ru

* Пиар от англ. PR (public relations) — связи с общественностью. — Прим. ред.

временные методы общения с гражданским обществом, поддержа­ния контактов с партнерами и оппонентами. При этом традиционные носители политического влияния в индустриальном обществе — партии — уступают ведущее место СМИ и иным институтам, форми­рующим информационное пространство власти. Использование но­вых информационных технологий ведет к качественному преобразо­ванию социума на основе принципов гражданского и информацион­ного общества. Все эти изменения обусловливают становление новой формы организации власти в современных обществах — медиакра-тии, образующей специфические политические отношения общества и правящего класса, создающей новые возможности использования государственной власти.

Самым характерным показателем возникновения новых полити­ческих практик и отношений, использования технических возможно­стей в сфере власти служат политические коммуникации. Именно в них соединяются намерения акторов и используемые ими средства общения по поводу власти. Именно в них политические возможности граждан и институтов трансформируются в реальные властные стату­сы, влияют на распределение общественных ценностей и ресурсов. Именно в них в полной мере проявляются выгоды и издержки приме­нения в политике новых информационных технологий.

Такой подход к проблеме коммуникационного содержания полити­ческих процессов дает основание рассматривать современную сферу политики как масштабный диалог властных и гражданских структур, подразумевающий особый механизм возникновения и распределения власти. Кроме того, он позволяет проследить во времени процесс совер­шенствования коммуникационных механизмов применения власти, со­поставить характерные для разных исторических эпох каналы и средства общения, формы и технологии поддержания политических контактов.

Как показывает мировой опыт, развитие политических коммуни­каций неразрывно связано с усложнением способов организации по­литического дискурса. Причем применение политическими акторами тех или иных средств налаживания информационных контактов со своими партнерами и конкурентами самым непосредственным обра­зом связано с наличием у них необходимых для этого ресурсов, а также гуманитарных навыков и технических умений использования подобных приемов общения. Так что сегодня от степени владения пиар-технологиями или средствами политической рекламы зависит поло­жение в сфере политики государственных и корпоративных структур, которые могут либо утратить, либо обрести конкурентоспособность на политическом рынке, возможности для продвижения своих проек­тов. И кто кого обыграет на этом поле, кто окажется более искусным в использовании информационных технологий, предугадать невозмож­но. Официальные статусы и полномочия здесь не имеют никакого зна­чения.

Большое влияние на формирование политических коммуникаций оказывают исторические и цивилизационные условия. Этот процесс зависит от целого ряда культурных и технических факторов и имеет свои специфические особенности в каждой стране. В России, где по­литическое сообщество еще недостаточно организовано, политиче­ские коммуникации только сейчас начинают занимать подобающее место в жизни общества. Их изучение в последние годы стало одним из основных направлений развития политической науки. Однако ин­терес к этой теме возник еще в первой четверти XX в. Правда, поли­тические коммуникации в основном рассматривались как публичные информационные процессы и являлись предметом междисциплинар­ных исследований. И хотя отдельные авторы не относят сегодня поли­тологию к сфере научного знания, занимающегося изучением ин­формационно-коммуникационных процессов¹, практика доказывает обратное. И не в последнюю очередь благодаря накопленным знаниям в этой области реализуются многие политические проекты, формиру­ются мощные культурные контакты стран и народов, совершенству­ются процессы политической социализации личности.

На фоне интенсивных исследований информационно-коммуника­ционных процессов все рельефнее видятся очертания политической ком-муникативистики — науки, изучающей природу и строение информа­ционно-политической сферы общественной жизни, характерные для нее механизмы и тенденции развития публичных и непубличных кон­тактов, формы эволюции общения правящих кругов и гражданского общества. Как показывает опыт, эта субдисциплина развивается тем успешнее, чем более заметную роль играют политические коммуника­ции в репродукции механизмов государственного управления и социа­лизации индивида, выстраивании новой системы представительства интересов граждан и в конечном счете — в становлении информацион­ного общества и соответствующих структур властного регулирования в публичной сфере.

Теоретическое обоснование политической коммуникативистики заложили как естественнонаучные исследования Н. Винера, К. Шен­нона, У. Уивера и других ученых, так и философские, социологиче­ские и лингвистические изыскания Дж. Гэлбрейта, Т. Парсонса, Д. Рис-мена, Д. Белла, Г. Блумера, М. Бубера, Т. Ньюкомба, А. Моля, А. Туре­на, Ю. Хабермаса, Н. Лумана, Ф. де Соссюра, Р. Якобсона, А. Тоффлера и многих других теоретиков, работавших и работающих в области изу­чения этой междисциплинарной проблемы. Г. Лассуэлл, Р. Брэддок, С. Липсет, У. Липпман, П. Лазарсфельд, Р. Парк, Г. Маклюэн стоят у истоков политической коммуникативистики. Существенный вклад в становление этой науки вносят современные зарубежные и россий­ские ученые: Э. Аронсон, К. Джон, Б. Макмайер, П. Шампань, Д. Уилхем, Ю. Буданцев, Б. Грушин, Е. Егорова-Гантман, Л. Земляно-

ва, Т. Иларионова, В. Конецкая, Т. Лебедева, Ю. Нисневич, Г. Почеп-цов, А. Соколов, Б. Фирсов, Л. Федотова, Ю. Шерковин и др.

Столь широкий перечень имен и спектр направлений научной мысли свидетельствуют не только о многогранном теоретическом со­держании, но и о длительной истории политической коммуникати-вистики. Начало изучению этой тематики было положено в 20-е годы прошлого столетия. Именно тогда стали исследовать практики поли­тической пропаганды. Впоследствии основной упор делался на изуче­ние деятельности средств массовой информации, в том числе их ин­терактивных возможностей. Существенным шагом в развитии этой отрасли научного знания явились исследования, посвященные роли медиа в формировании политической повестки дня, проведении вы­боров и конструировании архитектуры политического пространства.

Следует особо подчеркнуть внутреннюю противоречивость поли­тической коммуникативистики, становление которой происходило на стыке естественных и гуманитарных наук. Более того, видимо, в силу междисциплинарного характера изучения рассматриваемого круга яв­лений зачастую слабо отражаются специфические источники и отли­чительные свойства политических коммуникаций, превалирует отно­шение к ним как к простой экспликации социальных информацион­ных обменов в сфере власти. В этом смысле выработка четкой методологии изучения данного круга явлений, выделение и описание их специфицирующих параметров выступают насущной задачей раз­вития политической коммуникативистики как особой научной суб­дисциплины.

Посильному решению этой приоритетной задачи и посвятили свои усилия авторы этой книги. Они прежде всего пытались создать теоре­тический образ политических коммуникаций как специфической сферы общения, базирующейся на особых источниках и механизмах, имею­щих социальные и технические составляющие и использующие осо­бые методы и технологии организации публичного дискурса.

Введение, главы 1—8, 10 написаны А. Соловьевым, главы 9, 11 — А. Соловьевым и С. Туронком, главы 12—13 — С. Туронком, Ю. Петру-ниным и А. Суриным. При подготовке отдельных глав были использо-

ваны материалы А. Швидуновой и Ю. Мартыновой.

В политической сфере общества су­ществует множество зависимостей между участвующими в борьбе за власть группами, индивидами и

институтами. Наиболее глубинный характер имеют связи, которые возникают вследствие информационных обменов между людьми и складывающихся на этой основе разнообразных форм взаимного общения, или, говоря другими словами, — форм коммуникации. Именно на основе коммуникации информация передает полити­ческий опыт поколениям, способствует социализации людей, структурирует политическую жизнь.

Как доказали исследования Н. Винера и других ученых, ин­формационные обмены являются базовым основанием для любых областей жизни на Земле, а информация — такое же неотъемле­мое свойство всего сущего, как вещество и энергия.

Однако не все обращающиеся в политике сведения равноцен­ны для людей. Как отмечал американский ученый П. Шеннон, к информации могут быть отнесены только те сообщения, которые способствуют разрешению человеком ситуации выбора различных альтернатив своего поведения. Поэтому политической информациейпризнаются только те сообщения, которые выбираются людьми из потока разнообразных сведений для подготовки и принятия не­обходимых им решений в сфере государственной власти или ис­полнения там своих функций (а также совершения сопутствующих действий). В этом смысле информация выступает и как предпосылкадействий любого политического субъекта, и как их важнейшее

условие,позволяющее людям эффективно взаимодействовать в по­литической сфере ради достижения своих целей.

Если рассматривать информацию в качестве универсального субстрата общественных отношений, то политика будет представ­лять собой не что иное, как особую форму информационно-ком­муникационных процессов, формирующихся при распределении общественных ресурсов и статусов с помощью государственной власти. Эти процессы проявляются как взаимодействие разнооб­разных идеологий, чувств, ценностей или же официальных норм и оппозиционных мнений различных акторов. Так, политические субъекты сигнализируют о своем существовании контрагентам и устанавливают с ними определенные контакты и связи, которые и позволяют им играть различные политические роли. В свою оче­редь целенаправленные контакты между людьми, обменивающи­мися и потребляющими разнообразные сведения (знания, сооб­щения), выступают связующим звеном между разными уровнями политической системы. С их помощью институты власти выполня­ют свои особые функции по управлению государством и обще­ством.

Наряду с этим генетическим значением информация выступа­ет и как особый политический ресурс:владеющие ею акторы по­лучают преимущества при завоевании и перераспределении влас­ти. От наличия или отсутствия должной информации зависят воз­можности субъекта обрести или утратить власть, добиться влияния, реализации своих интересов в политической сфере. Таким обра­зом, получение нужной информации становится специфической целью любых акторов, действующих в политике и заинтересован­ных во влиянии на власть. В силу этого процесс обретения инфор­мации выступает как механизм, обеспечивающий целенаправлен­ные действия политических акторов и позволяющий корректиро­вать их поведение. Но если информация не находит выхода в практических действиях людей и институтов, она начинает подта­чивать основания их политических статусов, подрывать действую­щие в обществе традиции распределения власти. Посему неразви­тость информационно-коммуникационных обменов в конкретной политической системе неизбежно ослабляет власть государства, ведет к снижению адаптации его институтов к социальным изме­нениям, а в конечном счете способствует дестабилизации власти и общества.

Впервые представление о политической системе как сово­купности информационных потоков и специфической сети ком­муникаций, влияющих на принятие и реализацию государствен-

ных решений, выдвинул американский ученый К. Дойч в рабо­те «Нервы управления: модели политической коммуникации и контроля» (Нью-Йорк, 1963). С его точки зрения, все институ­ты и механизмы власти (контролируемые информационной элитой — дейтократией) представляют собой относительно са­мостоятельные структуры, обладающие в информационном пространстве собственными возможностями по переработке потоков сведений и обеспечению потребления и обмена людь­ми информацией. Рассматривая политику с точки зрения ин­формационно-коммуникационных связей и отношений, он ви­дел в ней социальное целое, структуры и институты которого предназначены для выработки, получения и переработки ин­формации. Информационные потоки в свою очередь позволя­ют политическим субъектам выполнять разнообразные роли и функции по распределению ресурсов и полномочий государ­ственной власти. Эффективность деятельности властных инсти­тутов Дойч ставил в зависимость от их способностей к упоря­дочению информации и налаживанию осмысленных контак­тов между субъектами политических отношений.

Прежде чем приступить к анализу информационно-коммуни­кационных процессов, необходимо выяснить источники, каналы, время передачи информации, расстояние, характер приема сооб­щений, наличие (отсутствие) обратной связи, способы регулиро­вания информационных обменов и множество других параметров, свидетельствующих о скорости передачи сведений, их объеме, ха­рактере обработки, технической оснащенности средств связи и других аспектах политических контактов.

Следует учитывать, что в рамках политической сферы исполь­зуемые совместно понятия «информационные» и «коммуникацион­ные процессы» не одинаковы по значению. Так, первое в основном характеризует технико-организационнуюсторону обменных процес­сов. И в этом смысле информационные процессы рассматриваются как технологическая основа политической коммуникации. Сюда входит не только содержание сообщений, но и средства передачи информации, степень плотности потоков сообщений и другие ана­логичные параметры, от которых непосредственно зависит каче­ство коммуникации. Что касается понятия «коммуникации», то оно охватывает все аспекты субъективированного восприятия, истолко­вания и усвоения людьми информации,все грани процесса уста­новления осмысленных контактов между отправителями и полу­чателями политической информации и ее применения в соответ­ствии с намерениями субъектов.

J

Взаимно дополняя друг друга, эти понятия раскрывают ин­формационно-коммуникационные отношения как связующийпо­литический процесс, в рамках которого происходит самооргани­зация сферы политики (придающей данной области человеческих отношений внутреннюю сплоченность и антиэнтропийный харак­тер) и складываются предпосылки для искусственного управле­ния политической системой.

Каждый из названных аспектов информационно-комуникатив-ных процессов, символизируя технико-организационные и соци­альные источники их эволюции, обладает специфическим значе­нием для функционирования и развития политической сферы в целом. Некоторые исследователи акцентируют внимание на их технократических элементах, выдвигая на первый план не соци­альные, а технические аспекты информационно-политических процессов. Например, еще в 60-х годах XX столетия немецкий теоретик Г. Шельски, отдававший явное предпочтение организа­ционно-техническим аспектам организации власти, выдвинул идею «техницистского государства», задача которого состояла не в реализации социальных интересов общества или иных групп, а в обеспечении «власти аппаратуры», обладающей своей логикой раз­вития и сохранявшей способность к урегулированию всех обществен­ных конфликтов. Такой характер доминирования и повышение эф­фективности использования техники превращают государство и по­литику в целом в инструмент рационального и безошибочного регулирования всех социальных отношений. Впоследствии, разви­вая эти взгляды и обосновывая возникновение «информационного общества» ряд ученых (Д. Мичн, Р. Джонсон) предложил гиперра­ционалистские трактовки политических коммуникаций. В частности они отводили компьютерной технике решающую роль в победе над всеми социальными болезнями (голодом, страхом, политически­ми распрями и др.).

Несмотря на односторонность такого рода подходов, отдель­ные тенденции развития современного общества и государства действительно подтверждают возрастание роли технико-информа­ционных средств в организации политической сферы. Особенно ярко это проявляется в политической жизни индустриально раз­витых государств. Возникли технические возможности для прове­дения электронных голосований (при использовании систем ин­терактивной связи), усилилось влияние информационной бюрок­ратии, повысились роль и значение в политическом процессе электронных СМИ (уже сейчас дающих основания говорить о по­явлении элементов теле- или кибердемократии), разрушаются

(в силу образования компьютерных систем) иерархические связи в государственном управлении, а однолинейная связь заменяется многофункциональной. В результате сокращаются возможности цент­рализованного контроля и «сплющивается» прежняя структура уп­равления (т.е. усиливается автономность низовых структур управле­ния и регулирования). Даже рассматривая эти факторы как некие предпосылки, расширяющие возможности институтов и субъектов власти для политического маневра, нельзя не признать серьезно­сти происходящих под их влиянием изменений в политике.

В противоположность этому Ю. Хабермас и ряд других ученых, исследуя информационно-коммуникационные процессы, делают акцент на собственно коммуникационных действиях и соответству­ющих элементах политики (ценностях, нормах, обучающих дей- \ ствиях), представляя их в качестве основы политического порядка, ] Ведь в политике, по их мнению, не менее, а то и более значимы- I ми являются изменения в «человеческом» материале политических ( коммуникаций. Именно от человека зависит наличие и характер общения. Известно, например, что многие решения даже на госу­дарственном уровне принимаются не в соответствии, а вопреки полученной информации, а многие конфликты возникают в ре­зультате личных амбиций лидеров, фанатичного истолкования людьми религиозных догматов, национальной непримиримости и других рационально необъяснимых побуждений человеческого по­ведения. Одним словом, собственно человеческий потенциал ком­муникаций оказывается куда более значимым, нежели их техни­ческие компоненты.

В качестве исходной единицы ин­формационно-коммуникационных обменов ученые выдвигают самые

различные образования: Наиболее распространенным считаются две позиции: сообщение (Н. Винер) и текст.

Что касается сообщений,то содержащиеся в них сведения в зави­симости от интересов и возможностей акторов могут либо транс­формироваться в информацию, либо остаться абсолютно нейтраль­ными знаниями, не способными побудить политического актора к поддержанию взаимных контактов со своим контрагентом. Иными словами, если для одних граждан или институтов власти какие-то сведения носят, к примеру, побудительный, оповещательный или же практический (направленный на поддержание контактов) ха­рактер, то для других они обладают совершенно нейтральным по отношению к целям их деятельности значением.

Иными словами, сообщение не всегда способно преобразо­вать обмен сведениями в устойчивую форму общения акторов. Это тем более справедливо, что «политическая коммуникация подразумевает не одностороннюю направленность сигналов от элит к массе, а весь диапазон неформальных коммуникацион­ных процессов в обществе, которые оказывают самое разное влияние на политику»¹.

Однако в политической сфере оценке сведений всегда пред­шествует их отбор. Например, из массива информации, специ­ально собираемой в государственных органах для принятия ре­шений, фактически используется только 5—7%, а все осталь­ное консервируется и оседает в базах данных до лучших времен.

В то же время, поскольку человек не всегда может сразу определить ценность сообщений и ему приходится возвращаться к переоценке сведений, возникает феномен «отложенной ин­формации» (сведений, сохраняющих свою ценность для актора в течение определенного времени). Но в любом случае при оцен­ке политических фактов человек сталкивается с «валом инфор­мации», т.е. перенасыщенностью картины мира политики раз­нообразными сведениями. Поскольку возможности человече­ского сознания не безграничны, нарастание информационного давления снижает качество отбора сообщений. В потоке сооб­щений о политических событиях человек зачастую не может отличить существенное от вторичного и теряет способность ори­ентироваться в политике в целом. Понятно также, что в таких условиях он нередко «проскакивает» мимо необходимой ему информации. Сегодня, по подсчетам специалистов, соотноше­ние распространяемой и усваиваемой информации составляет 10 000 000 : 1.

Таким образом, сообщение — это, скорее, формальная обо­лочка того содержания, которое запускается по каналам инфор­мационных обменов. Главной, собственно коммуникационной еди­ницей, которая не только оформляет информационное сообще­ние, придает ему тот облик, с которым взаимодействует реципиент (получатель информации), но и одновременно стремится вызвать осмысленный «ответ» конкретного получателя информации, яв­ляется текст.Ведь различные процессы кодирования, передачи и хранения информации, ее восприятия, усвоения и т.д. означают не что иное, как соответствующие способы обработки текстов. В таком случае политическая коммуникация представляет собой деятельность, выраженную в обмене действиями, порождающими и интерпретирующими тексты.

В собственно коммуникационном аспекте текст представляет собой относительно замкнутую, внутренне организованную знако­вую систему, объединенную общим смыслом и содержащую в себе некую интенцию, побуждение к обратной связи.Выделение такой еди­ницы общения делает акцент на то, что передаваемые тексты фор­мируются на основе как вербальных (словесных), так и невербаль­ных элементов (или же их комбинаций). Как пишет Н. С. Рябин-ская, «в широкой трактовке текстом является не только печатное слово или устное высказывание, но и положение тела (язык тела), жест, мимика, интонация... длительность речи говорящего, пауза в разговоре и даже молчание»².

Некоторые ученые, в частности Р. Барт, для отображения как сложности строения текста, так и его «совместности» (с дей­ствительностью) используют также понятие «письма». Это по­нятие трактуется как опредметившаяся в языке «идеологичес­кая сетка», помещаемая между человеком (группой) и дей­ствительностью.

Выполнение такого рода функций предполагает наличие внут-
| ренней структуры текста, обусловливающей побуждение обмен­
ных процессов и общения между людьми. В структуре текста выде­
ляется несколько компонентов, которые играют различные роли
на тех или иных этапах построения политических коммуникаций.
В частности, ряд ученых (В. Музыкант) выделяет затекст(инфор­
мацию, транслирующую влияние духовной атмосферы, в которой
создавался текст, на коммуникационный акт), подтекст(инфор­
мацию, связанную с намерением коммуникатора, но непосред­
ственно не выраженную в его сообщении), а также контекст(ин­
формацию, придающую единый смысл коммуникационному акту).
На наш взгляд, есть основания выделять также и протекст(проек­
тивную составляющую текста, означающую наличие некоего пред-
' варительного замысла в сообщении коммуникатора).
* Улавливание реципиентом в процессе коммуникации тех или

" иных компонентов текста способно повлиять на коммуникацию сторон. Например, прочтение реципиентом подтекста свидетель­ствует не только о более глубоком восприятии текста, но и о его «расширении» (в силу выявления дополнительных смыслов посла­ния). Поэтому такое прочтение текстов конкретным «читателем» сообщения превращает последнего в соавтора текста.

Впервые в своем современном зна­чении термин «коммуникация» по­явился в статье основоположника

современной кибернетики Н. Винера*. С тех пор это понятие неод­нократно видоизменялось, и сегодня, например, под термином «коммуникация» понимают и путь установления контактов между субъектами, и форму их взаимной связи, и сам акт общения, и процесс превращения сведений во всеобщее достояние, а нередко даже частный случай коммуникации — массовую коммуникацию. Аналогичные смысловые оттенки проецируются и на политиче­ские коммуникации.

Столь же разнообразны и теоретические подходы к исследова­нию коммуникационных процессов. И хотя начало специализиро­ванных исследований политических коммуникаций — изучение пропагандистских процессов — относится еще ко времени Первой мировой войны, сегодня трудно говорить о какой-либо однознач­ной определенности в толковании этого понятия. Возможно даже, это обусловлено традиционным взглядом на коммуникации в сфе­ре власти и управления государством как на одну из составляющих универсального процесса социального общения.

Так, в Древней Греции их понимание определялось отношени­ем к риторике и характеру аргументации при общении граждан; в Новое время, например в сочинениях Дж. Милля, акцент делал­ся на состязательный характер общественных контактов, описа­ние того, как формируется рынок идей, и т.д. Большой вклад в разработку проблем политических коммуникаций внесли предста­вители различных философско-социологических учений, напри­мер понимающей социологии (рассматривающей социальность в качестве результата конструирования коммуникационных актов), персонализма (описывающего коммуникацию через способность одного актора открывать в себе чувства другого), феноменологи­ческого направления (оценивающего коммуникацию через поня­тие интерсубъективности), семиологических учений (ставящих во главу угла свойства знаков как носителей значений) и т.д.

Однако определяющее значение для разработки теории поли­тической коммуникации имеют труды К. Дойча (впервые в конце 40-х годов XX в. представившего политическую систему как осо­бую форму информационно-коммуникационных обменов между

* Rosenbluelh A., Wiener N., Bigelow J. Behavior, Purpose and Teleology // Philosophy of Science. Baltimore, 1943. Vol. 10. No 1.

й

управляющими и управляемыми), работы Д. Истона и Г. Алмонда (описывавших функционирование системы власти через механиз­мы распространения ценностей и других форм сообщений), а так­же Ю. Хабермаса и X. Арендт (связавших изучение коммуникаци­онных процессов с понятием публичной сферы).

В русле развития этих многообразных научных течений сфор­мировались и весьма различные взгляды на природу и сущность политических коммуникаций. В современной западной науке под политическими коммуникациями в теоретическом плане часто понимают разнообразные социальные контакты, возникающие как впубличной сфере, так и в связи с влиянием акторов на полити­ческие события. Так, Р. Дентон и Г. Вудворт трактуют политиче­ские коммуникации как публичные дискуссии, формирующиеся «по поводу рационального распределения дефицитных ресурсов, наделения кого-либо легитимной властью, возможностей публич­ной власти применять различного рода санкции»³. Б. Макнайр свя­зывает их природу с «целевым характером коммуникации, касаю­щимся политики», зависящим от поведения публики и действия медиаинститутов⁴. Американская исследовательница Д. Грабер пред­ложила более широкое определение этой разновидности коммуни­каций, которые она, впрочем, обозначает по-своему, как «язык политики». В частности, она понимает их как форму общения, ис­пользующую вербальные и неязыковые средства контактов (в том числе язык телодвижений), а также включающую различные поли­тические акты — бойкот, протест и др.⁵. Такого же расширительно­го, по сути, понимания политических коммуникаций придержива­ется и Р. Шварценберг, усматривающий их наличие в отношениях не только элементов политической системы, но и политической системы с обществом в целом.

Однако политические коммуникации чаще рассматриваются в более прикладном плане в связи с изучением массовых информа­ционных процессов. Так, ряд западных авторов (П. Норрис, Дж. Куртис и Д. Сандерс), обобщив такого рода подходы, выделяет три основных научных направления, в которых политическая ком­муникация рассматривается как форма осуществления массовой коммуникации.К первому направлению относятся довоенные тео­рии (представленные, прежде всего, в трудах У. Липпмана, утвер­ждавшего способность СМИ к практически ничем не ограничен­ному влиянию и манипулированию общественным мнением); ко второму — послевоенные теории партийной поддержки и убежден­ности (П. Лазарсфельд, Б. Берельсон, X. Годе и ряд других ученых, исследовавших зависимость эффективности массовой информации и пропаганды от состава аудитории и ее партийных идентично-

стей); к третьему — недавно сформировавшиеся теории (исследова­ния Д. Батлера, Д. Тоукса, Д. Каванаха и др., в которых делается упор на методы информационного воздействия во время избира­тельных кампаний, информационные ресурсы и технологии, из­меняющие приоритеты общественного мнения, стратегии СМИ и партий, динамику информационной среды)⁶.

Основные подходы к анализу В результате взаимодействия различ-политических коммуникаций _ных теоретических идей и моделей

политических коммуникаций вы­кристаллизовались два наиболее общих подхода к их исследованию.

Сторонники идеи, что обмен информацией и соответствую­щие контакты между ее источником и приемником происходят одним и тем же способом как в обществе, так и в природе (в том числе и неживой), предлагают так называемый информационный подход к анализу коммуникаций, в том числе и их политических разновидностей. Так, Н. Винер, даже говоря о homo communicans, всегда делал акцент на внешние условия, игнорируя внутренние чувства и настроения человека, т.е. все собственно человеческие аспекты коммуникации. Базирующиеся на таких идеях теории по­литических коммуникаций являются непосредственным перело­жением (приложением) чисто кибернетических подходов.

В этом контексте коммуникации понимаются как «все возмож­ные соприкосновения одного сознания с другим», сопровождаю­щие любые информационные обмены (У. Уивер). Коммуникация таким образом предстает здесь как процесс перемещения, трансля­ции информации, независимый от реакции сторон, среды или конкретного исторического контекста. Более того, безотноситель­но к своей внутренней сложности любая коммуникация трактует­ся как линейный, однонаправленный (применительно к полити­ке — от элиты к населению) процесс.

Если схематично представить процесс информационного взаи­модействия систем А и В, то политическая коммуникация будет характеризовать собой процесс преобразования сигналов, поступа­ющих с выходных каналов системы А на входные каналы системы В:

Система А

Подобное понимание исходит из того, что в основе любых информационных процессов лежит линейная структура коммуни­кации, анализ которой позволяет выделить ее наиболее значимые принципиальные аспекты, присущие любой системе и процессу обмена информацией. В рамках кибернетического подхода такая

структура и общая схема коммуникации часто обозначаются абб­ревиатурой SMCR — Sender (отправитель) — Message (сообще­ние) — Channel (канал) — Receiver (получатель). Применяется и иное обозначение отправителя и получателя информации: комму­никатор и реципиент (С—R).

В несколько упрощенном виде кибернетическая модель комму­никации К. Шеннона и У. Уивера выглядит следующим образом:

Правда, стоит отметить, что даже сторонники такого рода под­ходов пытались существенно уточнить это понимание коммуника­ции. Так, еще в 70-х годах прошлого столетия М. де Флер указывал на то, что в обществе существует обратная связь между отправите­лем и получателем информации. По этой причине нет оснований утверждать полное тождество «первоначального» сообщения (иду­щего от отправителя) и сообщения «восстановленного», т.е. вос­принятого получателем. Схематическая модель коммуникации это­го ученого, уточнившая модель Шеннона—Уивера, выглядит сле­дующим образом⁷:

Такая идея существенно меняла подход к анализу и трактовке коммуникации. Но свое логическое и теоретическое продолжение она получила в русле так называемого социального подхода, поло­жившего в основу понимания коммуникации социальную специ­фику информационных обменов. Его приверженцы исходили из довольно-таки банального факта, что в обществе (и в политиче­ской сфере) люди по-разному воспринимают информацию, ин­терпретируя ее содержание на основе определенных правил, привы-

2 - 4386

чек, способов восприятия (кодов), наконец, даже в зависимости от своего конкретного состояния. Но нельзя не признать, что в процессе обмена информацией принципиальным значением об­ладает способность субъекта к заинтересованному и осмысленно­му восприятию сообщений.

Такая общая смысловая установка была подкреплена результата­ми эмпирических исследований, и прежде всего работами Г. Лассу-элла, исследовавшего пропагандистские практики СМИ и показавше­го принципиальное значение субъекта для образования коммуника­ции. Именно он предложил ставшую впоследствии хрестоматийной модель коммуникации, отвечавшую на вопросы: кто сообщает? что сообщает? по какому каналу? кому? с каким эффектом?⁸

Впоследствии Г. Лассуэлл дал более развернутую версию своего подхода к характеристике коммуникации, который стал выглядеть следующим образом: кто? с каким намерением? в какой ситуации? с какими ресурсами? используя какую стра­тегию? оказывая влияние на какую аудиторию? с каким ре­зультатом?⁹

Существенный вклад в разработку этого подхода внесли и дру­гие американские ученые, в частности, П. Лазарсфельд и Б. Ба-рельс, изучавшие общественное мнение и подтвердившие неодно­родность реакции социальной аудитории на массовую информа­цию. Впоследствии Ф. Баль, критически развив схему Г. Лассуэлла, ввел понятие обратной связи, т.е. прямого или косвенного выра­жения реципиентом своего отношения к информации коммуни­катора. Развитию такого понимания коммуникации и подходов способствовали исследования Т. Ньюкомба, обосновавшего влия­ние взаимных интересов и ожиданий коммуникатора и реципиен­та на сближение или расхождение их возможностей в установле­нии коммуникации.

В результате этих изысканий коммуникация предстала как форма осмысленного «ответа» (переработки) реципиента на поступаю­щую от коммуникатора информацию. Этот «ответ» получателя, а по сути, вновь возникающая «вторичная информация» свидетель­ствовал об определенном взаимопонимании отправителя и полу­чателя информации. При этом возникновение такого ответа нельзя было считать необходимостью.

Таким образом, коммуникация стала рассматриваться как част­ный случай передачи информации, как результат удачного завер­шения попытки отправителя войти в контакт с ее получателем. В этом смысле можно сказать, что коммуникация представляет со­бой контактный вид социальной связи, устанавливаемый на основе 18

направленной передачи информации. Такое понимание коммуника­ции позволяет различать процесс коммуницированш (т.е. попытки коммуникатора установить контактную связь с реципиентом) и соб­ственно факт коммутации (т.е. установления искомого контакта). Вот мнение некоторых исследователей об особенностях коммуникации как вида двусторонней связи¹⁰: это «суть взаимовлияние, взаимодей­ствие» субъектов; «коммуникация отличается от информационных процессов тем, что если коммуникация это отношение субъект— ■ субъекта с обратной связью, т.е. двунаправленной связью, осуще­ствляемой в режиме диалога, то информационные процессы одно- I направленны и там диалог не обязательно присутствует»¹¹.

В соответствии с этим пониманием коммуникации ее цикли­ческая схема обрела тот вид, который предложил Г. Лассуэлл:

В дальнейшем развитие социального подхода заставило скор­ректировать и даже существенно уточнить ряд представлений, уп­рощенно трактовавших процесс коммуникации. В частности, это коснулось идей и самого Г. Лассуэлла, сформулировавшего в нача­ле своей научной деятельности теорию «волшебной пули». Ученый полагал, что если учесть все необходимые структурные компонен­ты процесса коммуникации (например, условия информацион­ных обменов, отличительные свойства адресата, канал и пр.), то информация, как магическая пуля, поражает свою мишень — мозг человека. Иными словами, человеческий мозг не способен защи­титься от «пули», которая как бы автоматически зажигает мозг человека («как электрическую лампочку»), трансформирует идеи, чувства, знания, мотивацию и тем самым формирует необходи­мую коммуникацию.

Применительно к. сфере политики это означало, что актор, установивший коммуникацию и оказавшийся способным ее под­держивать на основе своих идей, мнений, мифов, символов, ло­зунгов, позиций, получает возможность регулировать течение кон­фликтов и управлять ими и тем самым укреплять свои статусы, повышать легитимность правления. В русле социального подхода к коммуникации в науке разработано множество ее теоретических моделей. Наиболее распространенными среди них можно считать линейную и нелинейную.

Линейная подразумевает взаимодействие коммуникатора (от­правителя исходной информации), коммуниканта (интерпретато­ра исходной информации) и реципиента (получателя информа-

ции). В рамках этой модели могут выделяться различные дополни­тельные компоненты: источники информации, факторы помех, фильтры информации, обратные связи и т.д. Главное, что подоб­ная упрощенная модель дает возможность лучше понять последо­вательность событий в информационных обменах, основные пара­метры коммуникации.

Наряду с ней используется и нелинейнаямодель (Т. Ньюкомб). Она представляет собой треугольник, вершинами которого явля­ются коммуникатор, коммуникант и ситуация. В данном случае ком­муникатор и коммуникант одновременно выступают и как источ­ники, и как получатели сообщений. При этом взаимодействие между ними может происходить как с учетом ситуации, так и без него. Такая модель демонстрирует уже более широкий спектр вариантов взаимодействия основных параметров, особенно зависимость от внешних факторов.

В рамках социального подхода стало очевидно, что в политике возможны не только коммуникационные, но и предкоммуникацион-ныеи посткоммуникационныеситуации и отношения (Б. Фирсов). Иначе говоря, коммуникация не только не возникает автомати­чески в виде результата перемещения информации, но и предпо­лагает наличие особых фаз и состояний в отношениях коммуника­тора и реципиента как до налаживания ими устойчивых взаимных контактов, так и после. Как мы увидим чуть позже, в мире совре­менной политики вхождение в контакт, установление связи с по­лучателем сообщений, побуждение его к положительному воспри­ятию информации (например, элиты с населением или же каких-то корпоративных акторов) представляет собой весьма сложную и не всегда решаемую проблему.

Обозначенный подход к политиче­ской коммуникации как к процес­су, самым непосредственным обра­зом зависящему от способностей и возможностей субъектов к уста­новлению осмысленных контактов, отражает лишь его сущность. В конечном счете такая трактовка показывает, что в установлении политических коммуникаций главное — создание информацион­ной (символической, духовной) общности коммуникатора и ре­ципиента, обеспечение идейного единства сторон. Именно это по­зволяет государству рассчитывать на поддержку населения, парти­ям — устанавливать контакты со своими сторонниками или формировать предвыборные коалиции, различным странам — об­разовывать политические союзы и т.д.

Однако многообразное содержание политических коммуника­ций отражает не только сущностные, но и иные, более частные характеристики контактов коммуникатора и реципиента. Напри­мер, общение последних формируется под влиянием их различных зависимостей от внешней среды, непосредственных условий жиз­ни, функций, интересов, позиций, одним словом, важнейших факторов поддержания их связей. Иными словами, параметры ком­муникации определяются различными уровнями их зависимости от внешних и внутренних факторов.

Первый уровень раскрывает политические коммуникации как разновидность контактных связей, общих для всего мироздания. Та-, ким образом, политические коммуникации неизбежно включают в себя определенные универсальные параметры обращения инфор­мации и взаимодействия источника и получателя сообщений. Эти параметры политической коммуникации отражают самою способ­ность источника и получателя информации вступать во взаимо­действие, реагировать на послания друг друга, так или иначе отве­чать на информационные сообщения и перерабатывать их содер­жание.

Второй уровень свойств политических коммуникаций задается обществом или собственно социальными закономерностями инфор­мационных обменов. С одной стороны, эти общесоциальные ха­рактеристики информационных обменов вводят особые коммуни­кационные единицы общения — тексты, которые символизируют осознанные формы восприятия информации. С другой — тексты обращаются между тремя акторами: коммуникатором, коммуникан­том и реципиентом. Каждый из них имеет свои позиции в инфор­мационном пространстве и функции по переработке текстов. Так, коммуникатор кодирует сообщение, коммуникант трансформиру­ет его, придавая надлежащий облик (например, журналист или редактор программы новостей расставляет определенные смысло­вые акценты для лучшего усвоения информации читающей пуб­ликой), реципиент декодирует информацию с точки зрения своих интересов или же внутреннего состояния, создавая определенный отклик (который частично может дойти до коммуникатора и уста­новить с ним обратную связь).

Третий уровень зависимостей и соответствующих параметров политических коммуникаций обусловлен особенностями сферы, где осуществляются эти контакты. Иначе говоря, эти свойства заданы отличительными чертами политической сферы общественной жиз­ни, формирующей особую, только ей присущую социальную сре­ду, в которой и осуществляются коммуникации. Эти, условно го­воря, «отраслевые» параметры коммуникации, соответствующие

назначению данной области общественной жизни, формируются под влиянием специфических институтов, структур, местопрост-ранственных и ряда других факторов.

Прежде всего здесь складывается и проявляется символическая природа политических текстов, представляющих собой послания, олицетворяющие и обобщающие властно значимые смыслы поли­тических явлений. Именно за счет этой символической нагрузки текстов человек способен идентифицировать себя как политиче­ского актора, освоить определенные функции в политическом про­странстве. В свою очередь эти символические представления фор­мируются у людей четырьмя основными способами (которые, соб­ственно, и задают особые параметры текстов): путем использования мифологических образов, опорой на религиозные фреймы, за счет идеологического восприятия мира политики, а также произведен­ные при помощи рекламных технологий¹².

Например, миф предполагает нерациональное, во многом заданное интуитивными структурами сознания восприятие по­литики, которое моделирует у человека собственную, проти­востоящую обыденности реальность. Мир политики в мифоло­гической оболочке становится условным бытием, наполнен­ным архетипическими образами и моделями действия даже не людей, а «героев» и «злодеев». Миф обобщенно реконструиру­ет все внешние и внутренние связи человека на основе некой заранее заданной карты мира. А вот, к примеру, идеология в основу всех символических образов политики закладывает ра­ционально воспринимаемый коллективный интерес, цель не­кой общности, в результате чего воззрения человека в значи­тельной степени утрачивают и повествовательность, и инди­видуальность отражения, обретая пристрастно-групповой и необъективный характер.

Так или иначе выработанные символические представления дают человеку возможность воспринимать, оценивать и обсуждать социальные проблемы как политические, мыслить в политических категориях, отличать союзника от противника.

Одновременно собственно политическое содержание комму­никаций формируется и другими факторами, к которым можно отнести интересы крупных социальных аудиторий, институты пуб­личной и теневой (полутеневой) власти, систему представитель­ства интересов граждан, нормы взаимодействия и стандарты по­литической культуры, а также ряд других. Именно эти параметры политики в зависимости от исторических форм своего развития или же способов организации власти (демократии, тоталитариз-22

ма, авторитаризма) определяют способы доставки, переработки, распределения, усвоения информации и придают политическим коммуникациям ряд соответствующих черт и свойств.

Четвертый уровень зависимостей политических коммуникаций выражает их обусловленность характером строения политических отношений и прежде всего тех связей, которые складываются на международном (межгосударственном) уровне. В данном случае свой­ства политических коммуникаций задаются действием международ­ных институтов и организаций, зависят от сочетания разнообраз­ных — этических, правовых, силовых и иных — норм регулирования международных политических отношений, наличия разнообразных центров власти и влияния в этой области политики.

На пятом— континентально-региональном — уровне свойства политических коммуникаций обусловлены действием специфиче­ских, характерных для данного политического пространства ин­ститутов (например, для Европы — Евросоюзом, Европарламен-том, для стран Латинской Америки — другими объединениями), традиций, норм взаимодействия, носителей информации. На дан­ном уровне как нигде прослеживается влияние цивилизационных факторов, сопряженных с особенностями культурных полумиров — Запада, Востока, Севера, Юга, Евразии и др., воздействующих на стандарты кодирования, передачи и восприятия властно значи­мой для людей информации.

Шестой уровень — это уровень рациональных политических сис­тем, обладающих теми или иными особенностями организации власти в отдельно взятой стране. Так, в одной стране политиче­ские коммуникации могут строиться в условиях, когда знания и информация доступны и бесплатны для населения, власть контро­лируется с помощью дискуссий, информация распределяется рав­номерно, а общественное мнение существует в среде с ясными политическими альтернативами. При других режимах для полити­ческих коммуникаций характерна меньшая открытость политиче­ского класса или же иной тип влияния общественного мнения на принятие решений. Именно для этого уровня политических ком­муникаций разработаны теоретические модели, описывающие наи­более устойчивые способы налаживания людьми и институтами контактов в сфере публичной власти, которые могут как способ­ствовать расширению взаимодействия между гражданами и инсти­тутами власти, так и препятствовать ему, как интегрировать обще­ство, так и усиливать факторы дезинтеграции режима.

Например, М. Н. Грачев выделяет несколько коммуника­ционных моделей, которые хотя и не исчерпывают всего богат-

ства возможных вариантов, но тем не менее дают представление о наиболее устойчивых и распространенных способах установле­ния контактов. Это «модель вещания», которая предусматривает распространение информации из центра на периферию мно­гим абонентам; «диалоговая модель», предполагающая непо­средственное общение индивидов, в равной мере игнорирую­щих как «центр», так и «посредников» для налаживания вза­имных контактов; в рамках «консультационной модели» индивид самостоятельно входит в контакт с центром с целью поиска интересующей его информации; «регистрационная модель» демонстрирует, что центр запрашивает информацию от пери­ферийного источника¹³.

Седьмой уровень — это уровень локальных политических кон­тактов. На данном уровне деятельность местных правительств или действие традиций может создавать совершенно особую среду фор­мирования коммуникаций, противоречащую принципам и усло­виям политического общения людей. Поэтому на территории од­ного государства могут существовать различные формы полити­ческого общения. Более того, локальные зависимости способны вообще «перешагивать» государственные границы, сохраняя ори­ентацию на нормы и принципы восприятия информации, харак­терные, например, для одного этноса, живущего на сопредельных территориях, но в разных государствах.

Например, по данным российских ученых, в конце 90-х годов у нас в стране сложилось более 15 различных типов по­литических режимов: от «демократических» до «выборных дес­потий» в ряде национальных республик. Понятно, что принци­пы и формы политических коммуникаций, доминирующие (или просто способные к выживанию в тех или иных местных усло­виях) способы налаживания и поддержания политических кон­тактов также весьма различались.

Наконец, восьмой уровень характеризует зависимость полити­ческих коммуникаций от стандартов межличностных отношений. Конечно, порой весьма сложно выделить влияние межперсональ­ных связей на формат политических коммуникаций. Тем не менее такое влияние, безусловно, присутствует и особо значимо для на­лаживания контактов в среде правящего класса, между полити­ческими лидерами, политическими лидерами и лидерами обще­ственного мнения и т.д.

В совокупности все эти зависимости обусловливают содержа­тельные черты конкретных коммуникаций в политическом про-24

странстве: институты, нормы коммутации, формы обработки тек­стов, характер дискурса, технологии организации и подержание последнего и пр.