В начале главы мы отметили, что в «Матрице» поднимаются многие классические вопросы метафизики, эпистемологии, философии морали, философии религии, социальной и политической философии, а также философии науки. Любой стоящий жанровый фильм, вероятно, будет содержать подобные ссылки на философские темы. В романтических комедиях, к примеру, часто ставится вопрос «Что такое достойная жизнь?». Для вестернов и «крутых» детективов характерна проблема «Каким должен быть человек, чтобы добиться торжества справедливости в обществе?». В научной фантастике обычно поднимается вопрос «Что значит быть человеком?». Философские аллюзии присущи многим жанрам. Но не нужно думать, что такие вопросы во всех фильмах ставятся серьезно.
Когда в 1999 году «Матрица» вышла в прокат, в коридорах университетов и на академических конференциях философы рассказывали друг другу одну и ту же историю. Когда в рамках курса введения в философию рассказывалось, скажем, о пещере Платона или о «Размышлениях» Декарта, студенты поднимали руки или подходили после лекций и говорили: «В "Матрице" все то же самое». «Матрица» содержит множество философских аллюзий, причем они достаточно свободны, чтобы дать жизнь философским толкованиям и размышлениям. Студенты быстро находят сходства между иллюзорным миром, в котором живут пленники пещеры, и Матрицей, подчинившей себе человечество. Пленники, с детства находившиеся в пещере, не могут отличить тени от реальности, так же как люди, заточенные в коконах, верят, что они программисты или хакеры, Также студенты быстро обращают внимание на то, что первоначальное умопомрачение Нео подобно сну, о котором говорит Декарт в «Размышлениях о первой философии». В обоих случаях используемые в «Матрице» аллюзии предназначены для создания напряжения, беспокойства, тревоги и даже ужаса, но не философской рефлексии.
Когда кто-то, например Питер Джонс, утверждает, что философы имеют право трактовать философские темы таких романов, как «Анна Каренина», важно понимать, что Джонс, а также критики, которые были до него и которые придут после, заинтересованы в тематически структурированном повествовании. Основная идея заключается в том, что истории, заслуживающие серьезного внимания кого-то вроде Джонса, Мэтью Арнольда1 или Ф. Р. Ливиса2, строятся на основе целостного, концентрированного набора тем. Это романы, которые заслуживают вдумчивого чтения. Они заслуживают внимательного чтения потому, что методично погружают читателя в мир вымышленной истории. «Матрица», напротив, заставляет зрителей искать связь с похожими повествованиями вне фильма. Узнаваемость жанровых текстов зависит от знания публикой
1 Мэтью Арнольд (1822—1888) — английский поэт, критик и педагог. — Примеч. пер.
других текстов, других традиций и других сюжетов, включая философские темы и тексты. Таким образом, можно согласиться, что такие жанровые фильмы, как «Матрица», центробежны по своей природе: они зависят от нашей возможности вспомнить ранее виденный похожий текст. В то же время главные инструменты повествования «Матрицы» — борьба, загадка и напряжение—не позволяют зрителю сосредоточиться на интересных с философской точки зрения темах и идеях. Из этого мы можем заключить, что «Матрица» как образцовый многожанровый фильм вряд ли может рассчитывать на то, чтобы привлечь интерес зрителей философскими вопросами, и уж конечно не способна предложить решения этих вопросов. Между тем в «Матрице» решаются самые важные жанровые вопросы: наш герой найден и инициирован, через некоторое время он начинает верить в свои силы, выходит живым из самого серьезного поединка с врагами и возвращается к своей возлюбленной. Эти темы стары как мир.
Мы постарались показать, что философские аллюзии, которые можно найти в «Матрице», появляются в фильме как наследие используемых жанров: основного жанра романа и смешения традиционных жанров и поджанров. «Что значит быть человеком?» — это, конечно, хороший вопрос, но на него дается не лучший ответ, если внимательнее изучить главных героев, которые, как мы установили, являются не личностями, а скорее образами, чьи качества предопределены и неизменны. В «Матрице» поднимаются важные философские вопросы, однако фильм не преследует цели дать философскую аргументацию и тем более сформулировать ответы. Итак, мы можем сделать вывод, что «Матрица», несомненно, представляет собой пример реального жанра, но, прямо скажем, весьма и весьма виртуальной философии.
СЦЕНА 5 ДЕКОНСТРУКЦИЯ «МАТРИЦЫ»
17. ПРОНИКАЕМ В КИАНУ: НОВЫЕ ДЫРЫ НА СТАРЫЙ ЛАД Синтия Фриланд
«Матрица» и «эКзистенЦия» появились в прокате в 1999 году, и их часто сравнивают, так как в обоих фильмах герои путешествуют по различным уровням иллюзии и реальности. Я хочу сосредоточиться на нескольких ключевых различиях между этими фильмами. Одно из них, интересующих меня как философа феминизма, заключается в том, что они устанавливают различные взгляды на ценность человеческой плоти и тела. Это связано со вторым различием, а именно с разницей в их отношении к собственным взглядам. В обоих случаях меня больше устраивает «эКзистенЦия». Позволю себе высказать следующие соображения.
Герои «Матрицы» учатся преодолевать ограничения, создаваемые законами физики, тем самым в фильме появляется наивная иллюзия возможности преодоления человеческой плоти. Герой проходит путь от «взаимопроникновения» и соединения с другими людьми до самостоятельности, целостности и даже неуязвимости для пуль. «Матрица» обнаруживает подростковую боязнь тела как чего-то, что может выйти из-под контроля, то есть боязнь реального, меняющегося тела из плоти и крови. Эта фантазия подходит молодым недоумкам, жаждущим обрести независимость и интеллектуальную силу. В «эКзистенЦии», напротив, самой важной вещью, особенно для главной героини, являются ранимые соединенные тела. Запоминающиеся сцены проникновения в тело и биоморфического соединения демонстрируют, что тело может быть не только притягательным, но и отвратительным. Тело или мозг может оказаться отделенным от вас или поврежденным и истекающим кровью.
Так как оба фильма содержат размышления на тему того, насколько жестокой может быть виртуальная реальность и какой контроль над разумом она может получить, существуют очевидные способы привлечения внимания зрителей, заинтересованных в фильмах о виртуальной реальности. В «эКзистенЦии» это достигается с помощью ненавязчивого вопроса о том, все ли увиденное нами в фильме «реально». В отличие от «эКзистенЦии» «Матрица» оставляет после себя ощущение, что герой-спаситель должен освободить человечество от обманчивых снов. Хотя фильм превозносит освобождение людей-зомби от видений, которыми их пичкают, ирония состоит в том, что он лицемерно засасывает зрителей в свою виртуальную реальность, предлагая им эскапистскую фантазию, украшенную сногсшибательными спецэффектами. Мне больше нравится шаловливый интеллект уровней игры «эКзистенЦии».
Я хочу исследовать две взаимосвязанные темы. Сопоставляя виртуальную реальность со взглядами создателя фильма, «эКзистенЦия» ставит вопрос о месте реальных человеческих (или иных) тел относительно соблазнительных образов современных фильмов. Так как «эКзистенЦия» сталкивает героев и зрителей фильма с неожиданными, иногда даже отталкивающими формами плоти, она не кормит нас сказками об отделении разума от тела. Мне кажется, что этот фильм предлагает более интригующий взгляд на потенциал людей как существ с мозгом и телом, взгляд, который должен представляться феминисткам более освободительным, нежели предложенный в ««Матрице».
