Карл Густав ЮНГ, Мишель ФУКО

архетипические мотивы. Как существуют математические уравнения, о которых нельзя сказать, каким именно физи­ческим реальностям они соответствуют, так существует и мифологическая реальность, о которой мы не можем ска­зать, с какой психической реальностью она соотносится. К примеру, уравнения, позволяющие рассчитать турбулен­тность разогретых газов, были известны задолго до того, как эти процессы были досконально изучены. Подобным же образом с давних пор существуют мифологемы, опреде­лявшие течение некоторых скрытых от сознания процессов, названия которым мы смогли дать лишь сегодня.

Верхним пределом знания, доступного смертным, явля­ется, на мой взгляд, тот уровень сознания, который уже был некогда достигнут. Возможно, поэтому земной жизни при­дается такое значение и так важно, что «уносит с собой че­ловек» в момент смерти. Только в этой, земной и противоре­чивой жизни достигается высшая ступень сознания. В этом и заключается метафизическая задача человека, которая без • мифологизирования» решения не имеет. Миф — это необ­ходимое связующее звено между бессознательным и созна­тельным знанием.

Разумеется, бессознательному известно больше, но это особое знание, существующее в вечности, не разделенное на «здесь» и «сейчас», не переводимое на наш рациональ­ный язык. Хотя удовлетворительных доказательств бессмер­тия души и продолжения жизни после смерти еще н-дкто не представил, существуют явления, которые заставляют над этим задуматься. Я могу принять их как возможные отсыл­ки, но не решусь, конечно, отнести их к области абсолютно­го знания.

Смерть действительно страшно жестока, здесь не стоит себя обманывать — она беспощадна не только физически, но прежде всего в психической своей природе: человека вырывают из круга живых, и все, что остается, это ледяное молчание мертвеца. У нас нет надежды на какую бы то ни было связь с ним, все мосты разрушены. Люди, заслужи­вающие долгой жизни, умирают в расцвете лет, никчемные

ФИЛОСОФСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР

доживают до глубокой старости. Это жестокая реальность, и мы должны отдавать себе в этом отчет. Неумолимость и бессмысленность смерти может так ожесточить нас, что мы поверим в то, что не существует в мире ни милосердного Бога, ни справедливости, ни добра.

Но на другой взгляд — sub specie teternitatis* — смерть есть радостное событие, как некая свадьба. Душа словно об­ретает свою недостающую половину, достигая полноты. На греческих саркофагах изображали танцовщиц, на этрусских могилах — пир. И по сей день во многих местах в День по­миновения по обычаю устраивают на могилах своего рода «пикник». Все это свидетельствует об ощущении смерти как некоего празднества.

* * *

Бессознательное, по причине своей пространственно-временной относительности, владеет гораздо лучшими ис­точниками информации, чем сознание — последнее лишь направляет наше смысловое восприятие, тогда как свои мифы о жизни после смерти мы умеем создавать благодаря немногим скупым намекам из наших сновидений и подоб­ных спонтанных проявлений бессознательного. Как я уже отмечал, мифам не стоит придавать какую бы то ни было познавательную ценность, и уж совсем не следует считать их доказательствами. Тем не менее они могут явиться ос­нованием для мифологической амплификации, открывая перед исследователем возможности для живого творчества. Уберите этот промежуточный мифологический мир фанта­зий, и дух станет добычей закостеневших доктринерских предрассудков. С другой стороны, уделяя слишком много внимания этим мифологическим образованиям, мы рискуем посеять сомнение и соблазн в умах слабых и внушаемых, склонных к фантастическому гипостазированию.

Один из наиболее широко распространенных мифов о потустороннем мире возник благодаря идеям и представле-

С точки зрения вечности (лат.)