Карл Густав ЮНГ, Мишель ФУКО

но жадным детям мы протягиваем руку к этим сокровищам мудрости и думаем, что если нам удастся их схватить, то они уже наши. Но мы не способны оценить то, что хватаем, руки устают, а сокровища все время ускользают. Они перед нами, повсюду, насколько хватает глаз. Все богатства превраща­ются в воду, как у того ученика чародея, который тонет в им самим вызванных водах. Ученик чародея придержива­ется спасительного заблуждения, согласно которому одна мудрость хороша, а другая плоха. Из такого рода учеников выходят беспокойные больные, верующие в собственную пророческую миссию. Искусственное разделение истинной и ложной мудрости ведет к такому напряжению в душе, что из него рождается одиночество и мания, подобные тем, что характерны для морфинистов, мечтающих найти товарищей по пороку.

Когда улетучивается принадлежавшее нам по праву родс­тва наследство, тогда мы можем сказать вместе с Гераклитом, что наш дух спускается со своих огненных высот. Обретая тяжесть, дух превращается в воду, а интеллект с его люци-феровской гордыней овладевает престолом духа. Отеческая власть над душой может себе позволить дух, но никак не земнорожденный интеллект, являющийся мечом и молотом в руках человека, но не творцом его духовного мира, отцом души. Это хорошо отмечено Клагесом, решительным было восстановление приоритета духа и у Шелера — оба мысли­теля принадлежали к той мировой эпохе, когда дух являет­ся уже не свыше, не в виде огня, а пребывает внизу в виде воды. Путь души, ищущей потерянного отца, — подобно Софии, ищущей Бюфос, — ведет к водам, к этому темно­му зеркалу, лежащему в основании души. Избравший себе в удел духовную бедность (подлинное наследие пережито­го до конца протестантизма) вступает на путь, ведущий к водам. Вода — это не прием метафорической речи, но жиз­ненный символ пребывающей во тьме души...

Бессознательное обычно считают чем-то вроде футляра, в котором заключено интимноличностное, т.е. примерно тем, что Библия называет «сердцем» и что, помимо всего

ФИЛОСОФСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР